Филиппа Грегори - Королевская шутиха
Джон Ди умолк. Сэр Роберт смотрел на меня и улыбался.
— Я знаю: Ханна сделает все, как надо, — сказал он. — Ведь она как была, так и осталась моей дорогой мисс Мальчик. Ханна скажет именно то, что подарит королеве покой в последние часы ее жизни. Да поможет Господь несчастной Марии. Едва ли кто из королев вступал на трон, исполненный таких высоких устремлений, и умирал в такой печали, как она.
Я подхватила Дэнни на руки. Конюх привел мою оседланную лошадь. В это время появилась Джейн Дормер. Не поздоровавшись с мужчинами, она забралась в паланкин.
— Желаю тебе благополучно добраться до Кале, — сказал на прощание сэр Роберт. — Немногим женщинам удавалось найти настоящую любовь. Надеюсь, тебе это удалось, моя маленькая мисс Мальчик.
Ехать было холодно. Во всяком случае, мне. Дэнни было жарко. Он весело болтал ногами и распевал песенки. Петь он начал совсем недавно.
В другое время я бы с радостью к нему присоединилась, но сейчас мне было не до песен. Встреча с королевой становилась все ближе, а я до сих пор не знала, что скажу ей. Я даже не знала, пережила ли она эту ночь. Как и положено, Елизавета подняла правую руку и принесла требуемую клятву. Она сделала то, чего от нее добивалась королева, и теперь я должна была вынести свое суждение, насколько искренне клялась принцесса.
Дворец встретил нас обычной тишиной и сумраком. Стражники играли в карты. В камине догорали дрова. На стенах чадили готовые погаснуть факелы. В приемной королевы я увидела Уилла Соммерса и еще нескольких придворных и врачей. Здесь не было ни родных, ни друзей, молящихся о ее выздоровлении. Англия больше не любила свою королеву, и пустота в приемной показалась мне какой-то особо пронзительной.
Заметив Уилла, Дэнни сразу побежал к шуту.
— Иди к ней, — сказал мне Уилл. — Она уже спрашивала о тебе.
— Ей лучше? — с надеждой спросила я.
Шут молча покачал головой.
Я осторожно открыла дверь и вошла в гостиную королевы. Двое служанок, которые должны были постоянно находиться при королеве, вместо этого сидели у камина и весело болтали. При нашем появлении они вскочили, виновато опустив глаза.
— Она не желает никого видеть, — оправдываясь перед Джейн Дормер, сказала одна из них. — И постоянно плачет.
— Надеюсь, когда-нибудь ты на себе прочувствуешь, каково лежать без сил и плакать в одиночестве, — бросила ей Джейн.
Мы вошли в спальню королевы. Мария лежала, свернувшись калачиком, точно наказанная девочка, которую оставили одну. Она даже не повернула головы. Казалось, ей уже все равно, есть кто-то рядом или нет.
— Ваше величество, — дрогнувшим голосом произнесла Джейн.
Королева не шевельнулась, но мы услышали ее всхлипывание. Сейчас это было свидетельством того, что она жива. Чем-то вроде пульса.
— Это я, Джейн. Со мною Ханна. Мы вернулись от принцессы Елизаветы.
Королева тяжело вздохнула и очень медленно повернулась к нам.
— Елизавета принесла клятву, — сказала Джейн. — Она поклялась, что сохранит страну в истинной вере.
Я подошла к изголовью и взяла Марию за руку. Ее рука была совсем легкой и маленькой, как у ребенка. Горе иссушило ее тело. Казалось, подуй ветер, и оно рассыплется в прах. Я вспомнила ее триумфальный въезд в Лондон, когда лучшие люди Англии клялись ей в верности и готовности служить. Вспомнила, каким счастьем светилась ее лицо в первые месяцы замужества. А как она мечтала подарить стране наследника престола, как преданно она любила Бога и чтила память своей матери.
Ее маленькая рука дрожала в моей, как умирающая птица.
— Я видела, как Елизавета приносила клятву.
Я хотела солгать, чтобы не отравлять ей последние мгновения жизни. Но вместо этого сказала правду, словно мой дар вдруг пробудился и заговорил через меня.
— Ваше величество, Елизавета не сохранит в Англии католическую веру. Но она сделает для Англии нечто большее и лучшее. Надеюсь, сейчас вы это понимаете. Елизавета станет другой. Трон сделает ее лучше. Она научит наш народ тому, что каждый человек должен слушать голос своей совести и искать свой путь к Богу. Елизавета приведет Англию к миру и процветанию. Вы сделали для Англии все, что было в ваших силах. У вас хорошая преемница. Елизавета никогда не будет такой, какой были вы, но она будет хорошей английской королевой. Я это знаю.
Мария чуть приподняла голову. Ее глаза открылись. Я в последний раз увидела ее прямой, честный взгляд, устремленный на меня. Потом она закрыла глаза и замерла.
Мне не хотелось смотреть на слуг, торопящихся в Хатфилд. Я сложила в заплечный мешок все необходимое, взяла Дэнни за руку и спустилась к реке. Там я наняла лодку, довезшую нас до Грейвсенда. Разыскав корабль, я показала капитану записку сэра Роберта. Капитан пообещал взять меня, но сказал, что придется подождать еще день или два. Так оно и вышло. На третий день мы с Дэнни поднялись на борт небольшого парусника и поплыли в сторону Кале.
Дэнни был в восторге от путешествия по морю. Ему нравилась палуба, качающаяся под ногами, плеск волн, поскрипывание снастей и хриплые крики чаек. «Море!» — то и дело повторял малыш. Потом он обнял ручонками мое лицо. Темные глаза Дэнни радостно сияли. Ему не хватало слов, чтобы выразить наслаждение, какое он испытывал сейчас.
— Море! Мама! Море!
— Что ты сказал? — оторопела я.
Он еще ни разу не произносил моего имени. Я ждала, когда же он назовет меня Ханной. Странно, но я никогда не думала, что однажды он назовет меня мамой.
— Море, — в который раз повторил Дэнни и зевнул, устав от избытка впечатлений.
Я не узнала Кале. Город лишился славы неприступной крепости. В крепостных стенах зияли проломы, а в местах штурма камни были черными от застывшей смолы и копоти. Когда мы вошли в гавань, лицо капитана помрачнело: он увидел остовы английских кораблей, сожженных прямо на рейде. Мне почему-то вспомнилось сожжение еретиков. Зрелище было тяжелое, но капитан отличался выдержкой военного. Он шумно, с вызовом, опустил сходни. Я подхватила Дэнни и сошла на берег.
Все это было похоже на сон. Я увидела развалины дома, где умер мой отец и откуда мы с Мари бежали в страшный день вторжения. Я шла по знакомым улицам и с трудом узнавала их. Здания стояли без стен и крыш. Тяжелее всего была участь домов с соломенными крышами: они сгорели дотла.
Я не хотела идти туда, где жила семья Дэниела. Меня пугала возможность увидеть почерневшие развалины. Если дом каким-то чудом уцелел и его обитательницы тоже, я не знала, как себя вести с матерью и сестрами Дэниела. А вдруг его мать, не пожелав ничего слушать, заберет у меня Дэнни? Но еще страшнее было бы оказаться возле разрушенных стен.
