Влюбленный астроном - Лорен Антуан

– То, что надо! – раздался довольный голос Брюно.

– Ты что, из горла пьешь?

– Конечно. Не бежать же на кухню за стаканом. Короче, подвожу итог. У меня какой-то садовник уводит из-под носа жену, после двадцати лет брака и двух детей, а ты подглядываешь в телескоп за незнакомой женщиной и строишь на ее счет фантазии. Ксавье, если мне не изменяет память, мы с тобой были нормальными умными людьми. Мы получили хорошее образование и вроде бы жили приличной жизнью…

– Да, мы были нормальными, но мы и сейчас нормальные, – возразил Ксавье. – А я не просто за ней наблюдаю, я с ней познакомился.

– Да что ты? – изумился Брюно. – И как оно? Вы поладили?

– Пока все складывается неплохо, – осторожно заметил Ксавье. – Я подумываю предложить ей поменяться квартирами.

На сей раз молчание длилось дольше.

– Я все понял, – наконец сказал Брюно. – Мир сошел с ума. Допью-ка я эту бутылку. Я тебе перезвоню. Спокойной ночи. – И он повесил трубку.

Ксавье закрыл глаза. Похоже, он мало чем помог другу. Но не успел он погрузиться в сон, как снова звякнул мобильник. Еще одно сообщение.

Ксавье вздохнул. Как он мог повлиять на эту ссору, достойную бульварного романа, если не водевиля, хоть и разворачивалась она не на театральной сцене, а в реальной жизни, в сельском доме близ Дордони? Он посмотрел на часы: было очень поздно. Или, наоборот, рано? Ксавье решил, что не будет отвечать на эсэмэску, а вместо этого протянул руку и взял с пола «Путешествие по Индийским морям».

* * *

Небольшое кладбище располагалось на склоне холма. Гийом толкнул чугунную решетку, и она со скрипом отворилась. По сухому серому камню вился густой плющ; вокруг заброшенных могил и одинокой стелы, полуразрушенной временем и дождями, лезла жирная растительность. Свежее захоронение он увидел сразу: недавно перекопанную землю и деревянный крест, на котором стамеской было вырезано имя: «Туссен». Гийом немного постоял возле могилы, а потом глубоко вздохнул, опустился на колени и принялся молиться. Когда после неудачного путешествия, помешавшего ему пронаблюдать прохождение Венеры, он вернулся на остров Франции, то едва ли не первым, что он сказал встречавшим его людям из окружения губернатора, было: «Я хотел бы увидеться со своим другом Туссеном. Я уж думал, нам с ним не суждено больше свидеться». Его слова были встречены всеобщим молчанием.

– Вы не сможете с ним увидеться, сударь, – наконец произнес один из встречающих.

– Ты астроном, – услышал он женский голос.

Гийом повернулся. У входа на кладбище стояла и смотрела на него женщина с такой же темной, как у Туссена, кожей. В правой руке она держала букет из дюжины свежесрезанных антуриумов, которые глядели головками вниз. Она приблизилась к Гийому, и он поднялся.

– Да, это я, – ответил он.

Женщина качнула головой в сторону могилы:

– Ты единственный белый, пришедший почтить память моего мужа.

Их глаза встретились.

– Ты хороший человек, Гийом, – сказала она, опуская руку на плечо астроному.

– Туссен тоже был хорошим человеком, – ответил Гийом.

– Да, это правда, – сказала она и отвернулась, чтобы скрыть набежавшие слезы. – Однажды вы с ним снова встретитесь. В раю. Вместе с птицами додо.

– Он рассказал тебе про птиц додо?

Она кивнула и разрыдалась.

Гийом обнял ее.

От товарищей Туссена он знал, что его друг поранился серпом на плантации сахарного тростника. Рана воспалилась, затем у Туссена началась лихорадка. На восьмой день силы покинули его, и он скончался.

На вершину креста села голубая бабочка с блестящей, словно металлической полосой по краям крыльев. Сложив их, она замерла, как будто прислушивалась к их разговору.

– Как тебя зовут? – спросил Гийом, выпуская женщину из объятий. Они сразу перешли на ты, и это вышло так естественно, что ни один из них не задумался о том, дозволяют ли это приличия.

– Эме, – ответила она и утерла глаза.

– А дети у вас есть?

– Двое. Благослови мои цветы, – попросила она и протянула ему антуриумы.

– Но я не священник, – попробовал отказаться Гийом.

– Ты почти священник, – не согласилась она. – Туссен называл тебя «пастырем звезд».

Гийом немного помолчал, а затем поднял руку и перекрестил удивительные, словно восковые красные цветы с длинным белым пестиком в центре:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа благословляю эти цветы как символ чистого сердца человека, отныне пребывающего в Царствии Божием. Аминь!

Эме положила цветы на могилу. Они с Гийомом надолго замерли в молчании. Голубая бабочка так и сидела, сложив крылья, и ни разу не шелохнулась.

– Зачем ты приехал на остров? – спросила Эме.

– Я упустил первое прохождение Венеры перед диском Солнца и останусь здесь на восемь лет, чтобы дождаться следующего. Займусь составлением карты твоего острова, а также островов Бурбон [3] и Мадагаскар. Буду продолжать астрономические наблюдения, изучать направление ветров и течений. Если через восемь лет обстановка в Пондишери не улучшится, может быть, отправлюсь в Манилу. Думаю, это тоже подходящее место.

– Ты собираешься провести восемь лет на островах Индийских морей, – сказала Эме. – Это долго.

– Да, это долго, – кивнул Гийом.

– С другой стороны, восемь лет – это не так уж много. Я вот проживу здесь всю жизнь. Ты так дорожишь своей звездой, этой Венерой, – улыбнулась она.

– Сам не знаю, почему она так меня притягивает, – признался он.

– А на что ты будешь жить эти восемь лет?

– У меня есть немного своих денег. И потом, мне поможет мой покровитель, герцог де Лаврильер. Я привык довольствоваться малым.

– А жены у тебя нет?

– Есть, – тихо ответил Гийом. – Она меня ждет. Так мне сказал хранитель птиц додо.

– Мне пора, – улыбнулась Эме.

– А где ты живешь? Я хотел бы тебя навестить.

– Я живу в доме под красной крышей, за большим зеленым деревом, – ответила Эме и махнула рукой в конец кладбища. – Туссен говорил, что в твою трубу можно увидеть Луну так близко, как будто по ней идешь.

– Если хочешь, приходи вечером, я тебе покажу.

– Мне нельзя. Меня не пустят. Туссен имел право заходить во владения губернатора, а я нет.

Астроном чуть помолчал и сказал:

– Тогда я сам как-нибудь приду к вам с телескопом. И мы вместе с тобой и твоими детьми отправимся гулять на Луну.

Эме качнула головой.

– До свидания, Гийом.

– До свидания, Эме.

Он еще немного постоял возле могилы. Голубая бабочка так и не сдвинулась с места. Лишь когда Гийом затворил за собой решетку кладбищенской ограды, она улетела.

В тот же вечер, сидя на просторном балконе своих апартаментов, астроном нацарапал ножом на трубе телескопа крестик, отмечая год, проведенный в морях Индии. Пройдет много дней и ночей, и другим вечером медная труба украсится последним, восьмым крестом.

* * *

– Это птица додо, – объяснила Алиса. – Я ее почти закончила.

Оливье приблизился к огромной, почти метровой высоты, птице, стоящей на деревянном ящике. Она казалась существом из волшебной сказки и смотрела на него желтыми стеклянными глазами.

– Они исчезли очень давно, в конце XVII или в начале XVIII века, и мы восстанавливаем их облик по сохранившимся скелетам.

Оливье медленно обошел чучело птицы и потрогал пальцем ее перья. Алиса повернулась к Ксавье, и он улыбнулся ей. Рядом с додо стояла дочка Алисы, Эстер, и, скрестив на груди руки, наблюдала за Оливье.

Отец с сыном попали в музей не через главный вход, где располагались кассы и посетители покупали билеты в главный зал на выставку «История эволюции». Как и сказала Алиса, они нашли другую дверь, без вывески, зато с домофоном. Ксавье нажал на кнопку переговорного устройства и сообщил ответившему мужчине, что они к Алисе Капитен. «Входите», – сказал тот. Звякнул колокольчик, и дверь открылась. Ксавье и Оливье оказались во дворике, заваленном ржавыми металлическими конструкциями. В некоторых из них угадывались очертания животных – африканского дикого кабана бородавочника или каких-то птиц; если бы перенести все это в шикарную модную галерею и назвать «Инсталляция Анималия-3», успех был бы ошеломительный. Автор мог бы выступить с пафосной речью, представив свою концепцию, согласно которой ржавые остовы чучел животных являют собой образ опасностей, грозящих нашей планете.