Патриция Кемден - Обещай мне чудо
Стук был все громче и громче по мере того, как он приближался, одежда его была разорвана и перепачкана кровью – чужой кровью. От него пахло порохом. На лице отражалась борьба между жаждой крови и вожделением. Он подходил все ближе и ближе. Одной рукой он разорвал ее одежду от выреза до подола, прижал ее к стене и вошел в нее одним толчком, а к тому времени, когда они закончили, кровь была их собственной так же, как и их исступление.
Сейчас фон Меклен вытащил из-за голенища нож и принялся вонзать его в землю. То была его постоянная привычка, когда он пускался в размышления о своих интригах, касающихся политических событий. Если же он обдумывал планы, связанные со своими плотскими наслаждениями, то играл золотой английской монетой, которую однажды извлек из руки мертвеца. Он как-то назвал ее «ангелом», и это название позабавило его. Гизела видела, как согнулась его обтянутая перчаткой рука, когда он схватил нож за рукоятку и вытащил его из земли. Ее тело по-прежнему хотело его, хотело того, что только он мог дать ей. Лезвие вонзилось глубоко в землю. У нее возник свой собственный замысел, питаемый чувством неутолимого голода.
Она снова перекатилась на живот и оперлась на локти. В результате такого маневра она приблизилась к нему.
– Я сказала, – снова начала она, – что этот мир заставил нас обоих размякнуть.
Единственным ответом на ее слова был звук стали, вонзающейся в землю.
– Размякли, Бат. До такой степени размякли, что фон Леве проскользнул у тебя между пальцев.
Лезвие замерло. Он медленно поднял на нее глаза. Они были холодными, голубыми, словно застывшее озеро. По телу ее пробежала дрожь ожидания.
– Так он и поступил, Гизела, – голос его прозвучал тихо, спокойно и угрожающе.
Она надула губы и бросила на него взгляд, полный нетерпения.
– Вот чего мы ждем, не так ли? Ты не выступишь против отца до тех пор, пока не разделаешься с этим светловолосым негодяем. Почему бы просто не послать пару отрядов в долину Карабас и не убить его? Это всего лишь двухдневный переход к югу. Ты сказал, что он может стать препятствием в осуществлении твоих планов, так как слишком много знает.
Он склонился к ней, и лезвие ножа впилось в землю в дюйме от ее руки.
– Какой великий повелитель поверит лжи ничтожного полковника? Мои родственные связи остаются в безопасности. – Нож вонзился в землю еще ближе. – Я сам позволил фон Леве бежать в долину Карабас. Раз мне известно, куда направляется моя жертва, то, без сомнения, я смогу одновременно отомстить моему отцу и этому предателю фон Леве.
– Да-а-а, – протянула она, одержимая вожделением, – но как?
Дыхание ее участилось, кровь пульсировала, вся ее похоть устремилась к Бату.
– Полковник Александр Леве умрет от моей руки. – Он бросил взгляд на тушу убитого оленя, лежавшего футах в двадцати от него. – Или будет растерзан моими псами. – Лезвие впилось в землю между ее расставленными пальцами. – Когда мои войска войдут в долину Карабас, они сотрут с лица земли все, что попадется им на пути. Все, моя кровожадная шлюха. Не останется ни одного несрубленного дерева, ни одного неразрушенного колодца, ни одного несожженного моста.
Она облизала губы.
– Восхитительно, – хрипло простонала она. – Зачем уничтожать всю долину, когда тебе нужно убить одного человека?
Легким ударом ножа он перерезал верхние тесемки ее корсажа.
– Когда мне было семь лет, мой отец подарил матери замок Меклен, стоящий высоко на утесе, с которого открывался вид на Рейн. Он был жемчужиной, Гизела, одной из величайших крепостей на реке.
Неожиданно он переместился и схватил ее за подбородок. Она с усилием приняла полусидячее положение.
– Но это было подачка, Гизела. – Его пальцы сжали ее челюсть. – Подачка моей матери, потому что женщина, которую он любил, только что родила ему дочь. Дочь-ублюдка.
Глаза его остекленели, дыхание с шумом вырывалось из ноздрей.
– У тебя есть сестра? – Гизела прижала руку к его лицу и поскоблила ногтем по щеке. – Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть сестра.
В его глазах пробудилась жизнь.
– Всего лишь наполовину, сестра-ублюдок, – поправил он. – Моя мать в том замке сошла с ума. Поговаривали, будто безумие в ее роду. – Он буравил ее взглядом, в то время как руки продолжали разрывать шнуровку корсажа. – Я заставил их замолчать, так как знал, что… и кого винить.
Он обхватил ладонями ее полные груди, затем принялся массировать их, пощипывая напрягшиеся соски. Ее охватило исступленное вожделение, руки потянулись к вороту его сорочки, и она принялась разрывать по шву, нитки не поддавались, но она не отступала.
– Мне пришлось запереть ее… – Он оборвал фразу, когда она принялась гладить ладонью сквозь бриджи его возбужденный фаллос. – Иуда, да. – Ее зубы впились в его стальную грудь.
Он рывком расстегнул бриджи и, перевернув ее на спину, задрал ей юбки. Ее рука обхватила его горячий гладкий член и потерла его…
Он отбросил ее руку и прижал пальцы к набухшему бугорку – средоточию ее чувственности. Нет, нет, она была слишком близко. Уже трепещущий жар побежал по ее коже, словно огонь, пожирающий бумагу.
– Нет, пожалуйста. – Но его рука не останавливалась. – Нет, пожалуйста, я хочу… Я хо… Ах-х-х…
Он ворвался в нее. Она вскрикнула, откинула голову назад, выгнула бедра. Она словно скакала во весь опор вместе с ним, ее крики сливались с волнами охватившего ее восторга.
– Ты, шлюха, шлюха. – Он извергал потоки грязных ругательств, слова перерастали в пронзительные стоны, один… второй… третий… четвертый…
Он скатился с нее, и они лежали тяжело дыша, словно хищные звери после долгого отчаянного побега от гончих. Она смотрела на листья над головой, наслаждаясь передышкой от требовательного жара ее тела, утомленного их грубым спариванием. Но ее тревожило, что он утаил от нее секрет.
– Ну, так что же эта сестра? – спросила она.
Его пальцы вцепились в ее волосы. Она поморщилась, но не повернулась, чтобы посмотреть на него. Рядом с ее ухом прозвучала усмешка.
– Много лет мне было совершенно безразлично, где она и что с ней происходит, она находилась вне поля моего зрения до тех пор, пока я не узнал, что она живет в долине Карабас у друга моего отца и что он дал ей денег. Денег, которые по праву принадлежали мне.
– А сейчас? Где она сейчас?
Губы его растянулись в натянутую улыбку.
– Она погибла вместе с моей женой четыре года назад. Во время… несчастного случая… на охоте. Я привез тело жены домой в свинцовом гробу. А моя сестра-ублюдок, возможно, стала пищей для воронов. Я не спрашивал. Многие дураки считают смерть самым большим возмездием, – пробормотал фон Меклен. – Но мой отец вскоре узнает, что это не так. Война принесла мне богатство, Гизела, богатство и власть намного большие, чем мог бы дать скупой герцог Таузенд. Раньше мне приходилось довольствоваться только мелкими выходками и ночными вылазками. Но теперь у меня появилась возможность осуществить заслуженную месть. Я намерен истратить все до последнего талера и пожертвовать последним солдатом, чтобы уничтожить все, что мой отец когда-то любил. А потом я убью его, и Таузенд будет моим.
