Синтия Хэррод-Иглз - Флёр
— Буду чрезвычайно польщена, мистер Брук. Но прошу вас повторить вашу просьбу на балу. Я никогда не раздариваю свои танцы заблаговременно. Если знаешь все наперед, то становится несколько скучновато, не так ли?
Чувствуя, что его сестра становится неуправляемой, Ричард намекнул, что им пора ехать. Они попрощались, скорее всего к взаимному удовольствию.
Жемчужина, однако, с негодованием отнеслась к тому, что ее оттеснили от старинного приятеля по конюшне, с которым она была не прочь возобновить прежнюю дружбу. Она оказывала сопротивление, печально ржала, когда наконец Флер, скрывая от брата улыбку, отъехала от него.
Этот маневр ей удался. Оберон с готовностью подчинился ее воле, и, жалея чувства расстроенной Жемчужины, она направила свою лошадь через заросли деревьев, чтобы поскорее скрыться из вида. Флер хотела было вернуться, но ей вдруг так понравилось здесь, вдалеке от главной аллеи, в прохладной чаще, что она ехала все дальше и дальше, позволяя Оберону самому выбирать путь и размышляя о предстоящем бале у герцогини. Она, конечно, была своевольной независимой девушкой, но ей все равно нравилось носить красивые платья и флиртовать с приятными молодыми людьми.
Флер сразу и не заметила трех мужчин, отдыхавших впереди нее под деревом с традиционными короткими трубками в зубах, которые обычно курят землекопы, те, кто строили в Англии каналы и железные дороги. Оберон заметил их первым, навострил уши и слегка заржал, увидев трех терьеров. Задумчивое настроение Флер вдруг пропало, когда один из незнакомцев спустил собак с цепи и они, угрожающе рыча, ринулись ей навстречу.
Оберон не очень нервничал. Но какой лошади понравится, когда на нее лают три пса, стремясь при этом ухватить за ноги.
У Флер поведение мужчин вызывало не столько тревогу, сколько раздражение. Она закричала им:
— Уберите собак! Они пугают мою лошадь!
Но троица только рассмеялась в ответ: им явно нравилось, в какую передрягу попала юная леди. Оберон вертелся волчком, пытаясь встретить собак во всеоружии, лицом к лицу, а они все больше входили в раж. Она хотела поскорее увести лошадь подальше, но собаки не пускали — они все время носились вокруг, не давая возможности скрыться. Флер боялась, как бы Оберон не понес, так как здесь, в густом лесу, это могло быть опасно. Она снова окликнула мужчин и старалась оставаться внешне спокойной, хотя это ей удавалось с трудом.
— Послушайте, вы достаточно порезвились, а теперь позовите собак, не то произойдет несчастный случай.
Но в ответ снова раздалось веселое гоготание. Один из незнакомцев продолжал науськивать собак, и их лай опять достиг наивысшей точки. Они заливались, словно безумные. Присмотревшись к животным, Флер оторопела. Скорее всего, это были собаки, натасканные на медведей или даже на быков. Она знала, что некоторые англичане все еще увлекались таким варварским видом спорта. Теперь злобные твари нападали на Оберона всерьез, а одна из них, высоко подскочив, вцепилась ему зубами в подколенное сухожилие. Мерин кинулся вперед, потом встал на дыбы. От такой неожиданности Флер выпустила из рук поводья и с отчаянным криком упала со всего маху на землю, Оберон поскакал прочь. Увильнув по пути от землекопов, он исчез в лесной чаще. Собаки бросились за ним вдогонку.
Флер с трудом села на земле, потрясенная случившимся. От падения она не могла еще прийти в себя. Шляпка ее упала, волосы растрепались. Зубы не попадали один на другой. Она неистово боролась с навернувшимися слезами, но ничего не могла поделать с бессильной яростью. Было ясно, что эти люди нарочно натравили на нее собак, но пока она не ощущала большой опасности.
Флер пыталась нащупать в траве шляпку и хлыст, когда вдруг увидела, как от своих приятелей под деревом отделился один из мужчин и направился прямо к ней. Он то и дело озирался, поглядывая на приятелей. Флер показалось, что она упала в холодную реку. Слезы у нее мгновенно просохли, и она вдруг осознала, какая ей грозит беда. Она намеренно уклонилась от большака в эту чащу и теперь оказалась здесь одна — слабая женщина в окружении трех здоровяков-работяг.
Первое, что пришло ей в голову, была мысль о грабеже. Отбирать у нее практически нечего, при ней не было кошелька, а из драгоценных украшений — только золотая булавка и часы. Но вот платье ее — из хорошей материи — могло стоить несколько фунтов на барахолке. Кроме того, отличные ботинки и кнут. Ее кнут! Она незаметно посильнее сжала черенок. Да, ей предстояло одной оказать сопротивление трем мужчинам, но все равно она сумеет за себя постоять, будьте уверены. Нет, она не позволит себя безнаказанно грабить.
Такие мысли не выходили у нее из головы, когда Флер пыталась выпростать ноги из складок юбки и подняться с земли. Теперь она видела, что и те двое тоже встали и пошли к ней. Но Флер не спускала взора с того, который приближался первым.
Это был невысокого роста, крепко сбитый мужчина, как и все землекопы. У него были широкие мускулистые плечи и сильно измятое, задубевшее от непогоды красноватое лицо. Кто-то когда-то его, по-видимому, сильно ударил, так как нос и часть скулы были сломаны, а лицо обезображено еще двумя шрамами, пролегшими на лбу и пересекшими бровь, на которой волоски торчали в трех направлениях.
Губы у него раскрылись, и она увидела только с одной стороны, слева, торчащие редкие зубы. Он посасывал обнаженными деснами трубку.
Теперь Флер к своему ужасу поняла, что задумал он отнюдь не ограбление. Человек не спускал с нее глаз. Вынув трубку изо рта, он спрятал ее в кармане. Когда же незнакомец начал расстегивать брюки, Флер охватил ужас. У нее задрожали ноги, но мозг продолжал лихорадочно работать. Да, он собирался ее изнасиловать, в этом не было сомнения. Вот эти покрытые шрамами, почерневшие руки сейчас ее схватят. Его отвратительная плоть проникнет в нее.
Потом он наверняка прикончит ее, хотя смерть уже не страшила Флер. В это мгновение она до конца поняла значение распространенного выражения — «судьба хуже смерти». Несмотря на частое общение с люмпенами, Флер понятия не имела о том, что такое изнасилование. Она знала, что проститутки занимаются физической любовью за деньги, что они часто беременеют и заражаются ужасными болезнями. Но у нее было весьма отвлеченное представление о половом акте. Не имея возможности умозрительно представить себе грозящую ей опасность, Флер не сомневалась, что попала в чрезвычайно серьезную ситуацию.
Слезы у нее давно высохли, и эта сухость отчаянно жгла глаза. Во рту тоже пересохло, и язык прилип к небу, она не могла даже закричать. Однако Флер еще пыталась встать на ноги и глядела не отрываясь прямо ему в глаза, и это было хуже всего. Ибо в них сквозила уверенность в том, что она знала о его намерениях. То, что Флер это знала, заставляло ее чувствовать себя его соучастницей. Эта мысль подчеркивала их общую вину.
