Элизабет Бойл - Любовь сильнее расчета
Мейсон заметил, как дама вытерла руку, и подумал, как же долго он, идиот, удерживал ее.
Он чувствовал некоторую вину за то, что не был достаточно откровенен и не признался ей, что воспитанием девиц никто никогда не занимался. Ему не хотелось, чтобы Райли сбежала или упрекнула его в обмане, и он поспешил заверить ее:
— Думаю, это послужит нашей взаимной выгоде, мадам. Мои племянницы так стремятся выйти замуж.
— Дядя, — воскликнула Беатрис, — мы вовсе не стремимся выйти замуж!
Она со злостью взглянула на кузину Фелисити, которая только что незаметно проскользнула в комнату. Мейсону оставалось только удивляться, чем был вызван этот взрыв негодования. Кузина Фелисити заверяла его, что девочкам нужны мужья, и, конечно, они и сами понимают, что плохо подготовлены к выходу в свет.
Кроме того, он всего лишь хотел помочь.
— Если вы, дядя, думаете, что мы собираемся брать уроки у какой-то торговки нижними юбками, вы жестоко ошибаетесь, — заявила Луиза. — Мама пришла бы в ужас, и, я уверена, отец вызвал бы вас на дуэль уже за то, что вы оскорбляете нас, приглашая такую женщину в наш дом. Не говоря уж об этом, — она указала большим пальцем на Хасима, вошедшего в комнату вслед за кузиной Фелисити, — дикаре, которого она притащила с собой. Я не удивлюсь, если стража еще до ночи найдет всех нас с перерезанным горлом, а серебро исчезнет.
Она кивнула старшим сестрам, и вся троица, задрав носы, направилась к двери, демонстрируя сестринское согласие. Их протест мог бы произвести впечатление, если бы Мэгги не споткнулась на втором же шаге и не налетела на Беа, которая незамедлительно обрушила на сестру поток ругательств. Луиза схватила их за руки и потянула прочь из комнаты, чтобы они не натворили чего-нибудь еще и не нарушили ее планы.
У Мейсона возникло желание пожаловаться на свою судьбу небесам. Ибо в душе он не сомневался, что если выпустит своих племянниц в свет в их теперешнем состоянии, то они впишут в семейную историю такую страницу, что ее не смогут стереть и двадцать поколений Эшлинов. Еще больше ему не понравилась напряженная поза мадам Фонтейн. Оскорбительные замечания Луизы задели актрису, как, впрочем, и его самого.
Может быть, мадам Фонтейн действительно была такой, какой ее считали его племянницы и всеобщая молва, но она гостила в его доме, и поэтому ей следовало оказывать уважение, как всякой леди.
Луиза еще не закончила свою тираду в адрес дяди, не умеющего устроить их жизнь:
— Не могу поверить, дядя, будто вы думаете, что мы нуждаемся в этой… этой… шлю…
— Довольно! — громовым голосом приказал Мейсон, заставив своевольных племянниц забыть о клоунских ужимках и застыть на месте от изумления. Даже кузина Фелисити, как он заметил, вечно вертевшаяся и о чем-то хлопотавшая, замерла, пораженная внезапной вспышкой его гнева.
— Но… — снова заговорила Луиза.
— Я сказал — довольно! — И это были не пустые слова. Если он хотел восстановить доброе имя семьи, ему следовало начинать с домочадцев. Мейсон оглядел девиц, не решавшихся сбежать от его праведного гнева.
— Маргарет, не двигайся.
— Как вы смеете? — сказала Беатрис, вставая на защиту сестры. — Луиза имела полное право назвать эту женщину… Мейсон взглянул в лицо старшей племяннице.
— Беатрис, еще одно грязное слово, и ты проведешь остаток жизни в монастыре в полном молчании и до конца своих дней не услышишь ни единого звука, кроме ударов собственного сердца.
При этих словах даже мадам Фонтейн отступила от него.
Единственным, кого, казалось, не обескуражила необычная для графа вспышка гнева, был слуга дамы, Хасим. Великан стоял в углу с идиотской улыбкой на лице. Заметив, что Мейсон на него смотрит, он не отвел взгляда, а только поощрительно кивнул, словно одобряя лорда Эшлина, который наконец вступился за его хозяйку.
Мейсон умел поддерживать дисциплину на занятиях, поэтому он не предвидел особых трудностей в наведении порядка в собственной семье, состоявшей из одних женщин. Он заложил руки за спину и принял самый суровый вид, бывало, приводивший в трепет буйных студентов-первокурсников.
— Теперь, когда вы в состоянии выслушать меня… объявляю: я оставляю мадам Фонтейн, чтобы она помогла вам подготовиться к предстоящему сезону. Вы, все трое, начнете выезжать в свет в этом году.
Беа открыла рот — как он предположил, собираясь возразить. Он поднял бровь, ожидая, когда она заговорит, как будто подбивая ее отважиться и высказаться. Очевидно, он не утратил своего таланта, ибо она все же промолчала — или поняла бесполезность своих слов, или угроза заточения в монастырь произвела на нее сильное впечатление.
— Как я уже сказал, мадам Фонтейн начнет уроки сегодня.
— Сегодня?! — дружно запротестовали все.
Мейсон посмотрел на Хасима, чья улыбка, казалось, говорила: «Положи этому конец».
— Да, сегодня. И судя по тому, как вы вели себя только что, нельзя терять ни минуты.
Его решительное распоряжение было встречено с неудовольствием, но вслух никто ничего не произнес.
Мейсон глубоко вздохнул, впервые после смерти Фредди чувствуя себя хозяином своей судьбы. Он твердым шагом вышел из-за стола.
— Дядя, можно я спрошу? — Вопрос задала Луиза, что не удивило его, ибо ему была известна ее дерзость, но сейчас его поразили ее мягкий тон и милая улыбка.
— Да?
— Я понимаю, что вы наняли мадам Фонтейн с наилучшими намерениями, — сказала она, улыбаясь ему и даме, о которой шла речь. — Но что будет, когда кто-нибудь узнает о ее присутствии здесь? Узнает, что вы наняли…
— Обыкновенную проститутку? — подсказала Беа с такой же сладкой улыбкой на лице.
Луиза с досадой посмотрела на сестру и закончила свою фразу более приличным выражением:
— Скажем, леди с сомнительной репутацией для нашего обучения. Подумайте, как это могут истолковать. — Она деликатно передернула плечами.
Если бы Мейсон не прожил вместе с племянницами целых три месяца, его мог бы задеть невинный вопрос Луизы, но время, когда они могли обмануть его, прошло. Кроме того, вопрос решался просто.
— Никто не будет знать, что мадам Фонтейн бывает в нашем доме, потому что мы никому об этом не скажем.
— А слуги? — возразила Беа.
— Я поручу Белтону предупредить их, что если они не хотят потерять место, то должны соблюдать тайну.
Да и не так уж много у них слуг. Немногие оставшиеся поступили так только из преданности семье.
— Ни слова никому. Или ни у одной из вас не будет дебюта, не будет приглашений на балы, — еще раз повторил он своим племянницам.
— Вы и в самом деле думаете, что мы сможем получить рекомендации? — с благоговением прошептала Мэгги.
