Кейт Форсайт - Старая сказка
Но, когда он взял меня за руку и увлек за собой прочь из гостиной, я не раздумывая устремилась за ним по коридору. Гул голосов стих позади нас. Он распахнул первую попавшуюся дверь и втащил меня в темную комнату за нею. Не успела я переступить порог, как он захлопнул дверь и прижал меня к ней спиной. Я рассмеялась. Когда же он наклонил голову, чтобы поцеловать меня, я нетерпеливо приподнялась на цыпочках навстречу его губам. Его язык без колебаний соединился с моим в сладком знакомом танце. Я почувствовала, как его рука опустилась на мою талию и скользнула ниже, запутавшись в складках юбок, а другая принялась ласкать грудь сквозь жесткую ткань корсета. Я ахнула и выгнулась ему навстречу, и в следующий миг его губы принялись покрывать мою шею поцелуями. Я из последних сил вцепилась в него, чтобы не упасть от сладкой истомы, когда он приподнял подол нижней юбки. Вот рука его коснулась моей обнаженной кожи, и он в голос застонал. Колени у меня подгибались. Пальцы его скользнули выше, погрузившись в сладкую влажность у меня между ног.
— Mon Dieu,[43] — выдохнул он.
Я запустила пальцы ему в волосы и с силой притянула к себе, впившись ему в губы поцелуем. Он принялся возиться с застежкой своих панталон. Смеясь, я помогла ему, а складки моих измятых юбок походили на осыпавшиеся лепестки. В мгновение ока он справился со своими панталонами, приподнял меня, прижав к двери, и с силой ворвался в мое лоно. Я отчаянно закусила губу, чтобы не закричать от острого наслаждения. Его сильные руки обхватили мои ягодицы, он жадно целовал меня в шею и в ухо. И вдруг я ощутила внутри себя обжигающий взрыв. Сдавленно охнув, я приникла к нему. Он содрогнулся всем телом. Еще какое-то время мы раскачивались в такт, не в силах разомкнуть объятия, а потом он медленно отстранился.
— Mon Dieu, — прошептал он снова и отпустил меня.
Соскользнув вниз по двери, я поняла, что вновь стою на ногах. Но он не отпускал меня, что пришлось очень кстати, поскольку я не была уверена, что смогу устоять самостоятельно. Я спрятала лицо у него на груди. Он приподнял мою голову за подбородок и нежно поцеловал.
— Я даже не знаю, как тебя зовут, — пробормотала я, когда обрела способность говорить.
— Я — Шарль де Бриу, — ответил он, и я едва не застонала в голос. Сын президента комитета казначейства. Насколько я знала, его отец был влиятельным и безжалостным человеком, из тех, кому не принято становиться поперек дороги.
— Меня зовут… — начала было я, но он наклонился и вновь прижался к моим губам, и у меня перехватило дыхание.
— Я знаю, кто ты. Вчера я видел, как ты вместе с королем принимала участие в псовой охоте. Я и представить себе не мог, что женщина способна так ездить верхом. Я возжелал тебя сразу так, как никогда не желал ни одну женщину. Я спросил у кого-то, как тебя зовут. Мне сказали, кто ты такая, и добавили, что ты способна обуздать берберского скакуна с помощью шелковой ленты из своей прически. Это правда?
Я улыбнулась и пожала плечами.
— Пожалуй, это преувеличение. Никогда не пыталась проделать что-либо подобное. Хотя можно попробовать.
— Кроме того, мне сказали, что у тебя было много любовников, включая акробатов и укротителей тигров.
Я рассмеялась.
— А вот это — несомненное преувеличение.
— Я наблюдал за тобой весь вечер. Я смотрел, как ты танцуешь, смеешься и подшучиваешь над дофином. В любом обществе ты чувствуешь себя как дома. Ты даже высмеивала самого короля, на что не отважился больше никто.
— Он слишком высокого мнения о себе, и это плохо. Он начинает верить в собственные мифы. — Я подняла руки, поправляя прическу и fontanges, а потом одернула корсет, все еще будучи не в силах поверить в то, что меня соблазнили в двух шагах от самых злокозненных сплетниц в мире.
— Я думал о тебе всю ночь. А сегодня утром проснулся с твердым намерением познакомиться с тобой, но не мог найти тебя нигде. Кто-то сказал мне, что ты уехала в Париж. Что ж, так тому и быть. Я тоже прискакал в Париж.
— Ты последовал за мной сюда, в Париж?
Он кивнул и снова поцеловал меня, так пылко, что я ощутила, как по жилам у меня пробежал огонь.
— Когда я смогу увидеть тебя вновь? — взволнованно спросил он. — Где ты остановилась?
— В Лувре, разумеется. — В качестве фрейлины Атенаис, маркизы де Монтеспан, мне выделили отдельную комнату размером со стенной шкаф рядом с ее роскошными апартаментами.
— Хорошо, я тоже там остановился. Я приду к тебе сегодня вечером? У тебя отдельная комната? — Забрасывая меня вопросами, он застегнул панталоны, одернул камзол, поправил парик и встряхнул измятые кружева, расправляя их.
Я кивнула.
Он ласково провел пальцем по моей щеке. Я прижалась к его ладони.
— Где находится твоя комната? — прошептал он.
Я сказала ему, хотя сердце мое разрывалось от страха и желания. Что я делаю, ввязываясь в подобную интрижку? Видел ли кто-нибудь, как мы вместе выскользнули из бальной залы? И действительно ли мои губы выглядят такими же красными и припухшими, какими я их ощущаю? И не оставили ли его зубы отметин на моей шее и груди? Насколько сильно измято мое платье?
Он наклонился и поцеловал меня, и я почувствовала, как земля уходит у меня из-под ног, а душа расстается с телом.
— До вечера, — прошептал он и исчез за портьерой.
Дьявольское семя
Аббатство Жерси-ан-Брие, Франция — апрель 1697 года
Мне казалось, что я падаю в бездонный темный колодец.
Ощущение было настолько ярким и отчетливым, что я выставила руки и вцепилась в спинку скамьи передо мной. Эта невзрачная пожилая женщина в черном платье послушницы не могла быть мной, Шарлоттой-Розой де ля Форс. В салонах меня называли «Dunamis», что значит «Сила», имея в виду мою силу духа и мою фамилию,[44] но сейчас я чувствовала себя слабой и бессильной, как букашка, подхваченная штормовым ветром. Надо мной уходили в вышину тяжеловесные сводчатые потолки, а под ногами разверзлась пропасть отчаяния.
Я думала, что могу изменить этот мир по своему хотению. Я думала, что смогу вырваться из тесных рамок общественной морали и жить собственной жизнью. Я думала, что сама прокладываю путь для устремлений своей души. Но я ошибалась.
Наконец зазвонил колокол. Я с трудом поднялась на ноги, сознавая, что глаза мои покраснели и опухли. Еще одна фигура в черном в длинной шеренге себе подобных, я побрела прочь из церкви, выходя из тени на свет и обратно, шаркая ногами мимо огромных каменных колонн. «Неужели это все, что осталось от моей жизни? И отныне каждый день будет в точности похож на другой, пока я не умру?» — подумала я.
