Мэрилайл Роджерс - Неразгаданные сердца
Тряхнув тяжелыми кудрями, Амисия углубилась в созерцание заката, лишь бы отогнать прочь мысли о семейном деспоте. Здесь, в башне, она находила убежище, когда Темный Лорд держал ее под домашним арестом или когда шли проливные дожди. Связанный обязательствами по отношению к сюзерену, барон отправил большинство своих воинов сражаться в армии короля, так что замок почти обезлюдел. Только одинокий стражник стоял на куртине крепости, да больше и не требовалось. Вражескому отряду пришлось бы дожидаться отлива и передвигаться цепочкой по узкой косе среди открытого моря.
— Вот ты где! Мы тебя повсюду ищем.
Амисия удивилась, заслышав голос Келды, которая торопливо приближалась к ней в сопровождении Фаррольда — тот не отходил от нее ни на шаг, словно преданный щенок, если только отец не донимал его своими приказаниями.
— Твои разбойники ограбили аббатство! — возвестила Келда с видом праведного негодования; в ее тоне сквозили нотки самодовольства, ибо она предупреждала подругу, что сомнительные знакомства до добра не доведут.
У Амисии упало сердце:
— Мои разбойники? Напали на аббатство?
Она не могла поверить, что Гален воспользовался услышанным от нее рассказом о пожертвованиях, чтобы опередить сборщика податей и захватить наживу. Ее охватил озноб.
Чтобы не переступить опасную грань, Келда сочла за лучшее не заметить, с каким нажимом Амисия уточнила первое слово.
— Они ограбили Денби прямо за монастырскими воротами — отняли у него котомку с деньгами!
Амисия испытала несказанное облегчение; ее губы тронула мягкая улыбка. Быстро оглянувшись в ту сторону, где стоял начальник стражи, только-только заступивший на пост, она убедилась, что их не подслушивают, и поспешила опровергнуть несправедливые обвинения:
— Выходит, они не нападали на обитель, а отняли у Денби то, что он награбил у святых отцов. Вот увидите, разбойники вернут эти деньги.
Фаррольд был так поражен этим разговором о разбойниках — словно о старых знакомых, а то и друзьях, — что остался стоять с раскрытым ртом.
— Да что ты говоришь? — скептически переспросила Келда, не веря в благородство грабителей. — Впрочем, может, и вернут, если успеют: Темный Лорд приказал своим людям прочесать весь лес и поймать тех, кто нарушил мир и покой Райборна.
— Мир и покой! — насмешливо передразнила Амисия. — Мир, где властвует угнетение, голод и нищета, немногого стоит.
Только сейчас девушки вспомнили, что они не одни. Две пары глаз в отчаянии обратились на невольного свидетеля этого спора.
Фаррольд покраснел до корней волос. Девушки напрасно боялись обидеть его нелестными отзывами об отце. Пожав плечами, он смущенно произнес:
— Хоть он мне отец и наставник, мы с ним, почитай, чужие. Я ведь его почти не знаю. Пока меня не призвали в замок, мы и виделись-то всего один раз.
— Всего один раз? — хором переспросили девушки, не веря своим ушам.
— Всего один раз, — кивнул Фаррольд, — когда он приехал, чтобы забрать меня у приемных родителей и отвезти на обучение в замок Солсбери-Тауэр — там вместе с высокородными сыновьями королевских вассалов я постигал рыцарскую науку.
С этими словами юноша вдруг почувствовал страшную горечь самоуничижения: здесь, в чужом доме, в обществе двух живых душ, чье расположение стало для него несказанно важным, его захлестнули неизгладимые воспоминания о нескончаемых мучениях, которым он подвергался из-за своего низкого происхождения. Оскорбительные выпады ровесников не давали ему распрямить плечи; он так и остался переростком-пажом, а впоследствии — недотепой-оруженосцем, которого не брал на службу ни один барон. Да и посвящения в рыцари он добился не в награду за успехи в постижении воинской науки, а по милости короля. Он сознавал, что это закрывает все двери перед человеком, который должен зарабатывать себе на жизнь военным ремеслом. От этих мрачных мыслей лицо Фаррольда превратилось в застывшую маску, а глаза потухли.
Хоть Келда не могла догадаться об истинной причине такой перемены, от нее не укрылось страдание во взгляде Фаррольда. Ей сразу захотелось броситься на его защиту. Забыв о своей обычной осторожности, она шагнула к краю башни, поближе к юноше.
— Как же твои приемные родители позволили ему тебя забрать?
— Они обращались со мной, как с родным сыном, но не имели законного права решать мою судьбу. — Фаррольд встал на защиту тех, кого любил. — В жилах барона Гилфрея течет голубая кровь, а мои приемные родители были простыми крестьянами.
В янтарных глазах Амисии вспыхнуло осуждение — неужто Келда не знала, как воспитываются сыновья баронов?
Келда поймала на себе неодобрительный взгляд подруги и поняла свою оплошность. В самом деле, ее родные братья, много старше ее по возрасту, ныне отцы семейств, живущие в собственных поместьях, тоже воспитывались в чужих домах. Хотя она была тогда совсем маленькой, у нее до сих пор сохранились воспоминания о том, как братья жаждали отправиться на обучение; Фаррольда же забрали из дому против его воли. Она упрямо вздернула подбородок, но не решилась перебивать юношу, который продолжал свой рассказ:
— Они убеждали меня, что нужно быть благодарным отцу, ведь он заботился о моем будущем, какого приемные родители нипочем не смогли бы уготовить ни мне, ни своим родным детям — их ждала участь земледельцев, гнущих спину на господ. Однако я не раз мечтал о том, чтобы меня оставили в деревне, где я жил в покое и счастье. — Фаррольд сам содрогнулся от своих слов и, чтобы не показаться неблагодарным, поспешил объяснить. — Я в долгу перед отцом: он действительно хотел для меня лучшей жизни. Мне нужно приложить все силы, чтобы отблагодарить его за заботу о моем будущем — немногие господа так опекают своих незаконнорожденных отпрысков.
— Ты и вправду предпочел бы остаться в деревне? — переспросила Келда, которую так поразило это признание, что больше она уже ничего не слышала.
Смущенный собственной исповедью, Фаррольд снова залился краской и возблагодарил небо за сгустившиеся сумерки. Напрасно он откровенничал перед этими высокородными девами. Теперь ему оставалось только оправдываться. Натужно распрямляя спину, он заявил:
— Я по натуре не убийца и не хотел учиться убивать. — За этим гордым заявлением последовала робкая оговорка. — Мне даже на охоту ездить противно.
— А чем бы ты занимался в деревне все эти годы? — Амисии было любопытно узнать то, что лежало за пределами ее собственного опыта.
— Там никого не нужно убивать. Там можно наблюдать, как зарождается и растет все сущее. Лучше трудиться во имя обновления жизни, чем видеть, как создания природы в одночасье уничтожаются огнем и мечом. — В речах Фаррольда зазвучала искренняя убежденность.
