Жюльетта Бенцони - Страсти по Марии
– Сын мой с гувернером уехал в Люинь, его подданные должны видеть Людовика хотя бы несколько раз в году. Старшие мои дочери в аббатстве де Жуар, а младшие на такую прогулку не отважатся. Так что опасаться нечего, а ночью…
Вообразив себе ожидавшую их усладу, Генрих прикрыл глаза, и по телу его пробежала дрожь. Он привлек Марию к себе.
– До этого еще целая вечность, – прошептал он ей прямо в губы. – Прошу задаток.
– Не слишком ли это неосторожно? – напомнила она ему со смехом.
– Любить тебя и осторожничать, однако…
Он не договорил и с новой силой ринулся в любовную страсть, насыщаясь и желая Марию все больше и больше, ведь в любовных сражениях и утехах ей не было равных.
Марии пришлось вырваться из его объятий: неподалеку послышались голоса – Анна о чем-то беседовала с лесничим. Мария поспешно поднялась, оделась, еще раз поцеловала возлюбленного и посоветовала тщательно запереть за нею дверь.
– Не забудь, три коротких и два длинных. Что собираешься делать?
Он улыбнулся ей лукаво, словно подросток, кем, в общем-то, и оставался:
– Восстановлю силы и высплюсь, чтобы следующей ночью вновь все растратить на тебя, прелесть моя. Знаю, ты можешь воскресить из мертвых, но и мне не простишь малейшую слабость!
Вступая в цветущее сияние наступившего утра, Мария потянулась, будто едва проснувшись, и направилась навстречу Анне, которая действительно пришла узнать, что же произошло.
– Я провела чудесную ночь, – искренне сказала Мария в ответ. – А теперь умираю с голоду. Идем быстрее!
– Что за прихоть отправиться спать вон ведь куда, имея при этом такую прекрасную спальню, – ворчала старая бретонка.
– Ну да, только здесь часто бывает шумно, чего не случается на острове. Ты не представляешь, как мне тут хорошо. Несмотря на то что тебе это не нравится, сегодня вечером я обязательно вернусь сюда!
Сказано это было так, что Анна поняла тщетность своих советов, что было бы пустой тратой времени и могло закончиться разве что раздражением хозяйки.
– Очередная блажь… Что ж, слушаюсь и повинуюсь!
И была немало удивлена, когда герцогиня после застолья и наставлений кучеру вместо прогулки по светящемуся насквозь саду с приметами приближающейся весны отправилась спать. Для хорошо выспавшегося человека это было более чем странно, но она постаралась никому не показать свое недоумение.
Эрмина де Ленонкур размышляла о том же самом. Имея « глаза помоложе, да и вообще будучи девицей наблюдательной, она про себя отметила и темные круги под глазами герцогини, и светящуюся в них радость, почти блаженство, прекрасное ее настроение. Должно быть, там, у себя в домике, она смогла реализовать свои самые блистательные фантазии! Подталкиваемая любопытством, Эрмина решила наведаться туда сразу же после обеда, когда все в замке отправятся отдыхать.
Ссылаясь на молодость, она смогла избежать послеобеденной сиесты, незаметно выскользнула и прогулочным шагом направилась в сторону пруда, прошлась по его берегам. Все здесь было и вправду восхитительно безмятежно, домик возле водной глади в обрамлении ольшаника и берез представлялся чудесной сказкой. Эрмина приблизилась: к нему, крадучись на цыпочках, чтобы не скрипнула ни одна из досок моста. В этом ей помог ее малый вес.
Она попыталась проникнуть внутрь, но двери оказались закрытыми. Она обошла дом вокруг, пытаясь через окно разглядеть что-нибудь внутри. Неожиданный звук заставил ее застыть на месте. Вне всякого сомнения, она услышала мужской храп. Вот так новость! Довольная собой, она с улыбкой продолжила поиск какого-нибудь окна, но вынуждена была спрятаться за стволом дерева, увидав идущего по мостику с корзиной в руках Перана. Когда тот исчез из поля зрения и до нее донесся стук в дверь, она приблизилась, желая разузнать побольше и не в силах противиться собственному любопытству.
Кучер постучал громко, по-особому, храп стих, и Эрмина услышала, как отворилась дверь, затем мужской незнакомый, чуть сипловатый голос, какой бывает спросонья, спросил, кто пришел.
– Это я, Перан. Принес еду вашей светлости, милорд. Боюсь, разбудил вас.
– Неважно, я умираю с голоду. Благодарю тебя, дружище!
На том беседа и оборвалась. Бретонец пошел назад уже без корзины, а дверь затворилась, не дав Эрмине возможность рассмотреть лицо незнакомца. Тот, судя по всему, был англичанином. Кто это был, Эрмина, новенькая здесь, знать не могла, но догадывалась, что он из очень близких друзей герцогини. Не приходилось сомневаться и в том, что он ее любовник: объяснением тому служила ее усталость и круги под глазами. Молодая девушка не могла не знать о любвеобильности кузины, о чем в Лорене ходили упорные слухи, но они не смущали ее. Это было даже забавно: жизнь бок о бок с мадам де Шеврез не грозила Эрмине каждодневными молитвами, богоугодными делами, чопорными светскими раутами и домашними хлопотами. Все, что теперь требовалось, размышляла она, возвращаясь в замок, так это завоевать доверие госпожи, стать самой надежной ее наперсницей. Не ради выгоды, нет, но ради пикантности собственной жизни, недостававшей ей с тех самых пор, как пришлось согласиться гнить вместе с этими набожными куклами, занятыми ее обучением. И, приняв такое решение, Эрмина вознамерилась проследить за всем, что будет делать и говорить Мария, и следующей ночью вернуться сюда…
Вторая половина дня казалась бесконечной, и с трудом проснувшаяся Мария никак не могла ни на чем сосредоточиться. Чтобы как-то убить время, она долго и с наслаждением принимала ароматическую ванну, после чего отдала себя в руки Анны, а та так же долго и тщательно расчесывала и приглаживала ей волосы, но укладывать не стала, оставив их свободно ниспадающими на плечи, так, чтобы волосы могли отдохнуть, подхваченные лентой того же голубого цвета, что и глаза Марии. Эрмина усердствовала над ногтями рук и ног, полируя их так, словно лишь от этого зависела благосклонность Марии.
Проведя какое-то время с дочерьми, герцогиня слегка отужинала, в неглиже: на ней была лишь прозрачная ночная сорочка под халатом белого бархата с вышитыми серебром листьями по краю, после чего сослалась на усталость, укуталась в просторное манто черного меха и, пожелав домашней прислуге спокойной ночи, проследовала в сопровождении двух слуг с факелами до мостика. Впрочем, она могла обойтись и без их помощи: ночь была прохладна, но светла, на небе ни облачка, ни луны, лишь россыпь звезд, но нужно было соблюсти видимость приличий.
Мария была счастлива этим вечером, счастлива как никогда прежде. Возможные сомнения в любви Генриха унесло ветром проявленных им мук ревности. На пути обладания друг другом у них не было ни преград, ни недомолвок, ни малейшей опасности, и тело ее в предвкушении дивного наслаждения пело от нетерпения… Переступив порог, она увидела, что ее нетерпение услышано. Генрих отворил ей дверь, он был обнажен по пояс. Без единого слова он привлек к себе Марию и завладел ее губами так, что она чуть было не лишилась чувств. Ноги ее подкашивались, когда он подвел ее к огню и стал медленно раздевать, покрывая поцелуями то, что обнажал, и от этого желание обоих достигло пароксизма. Только после этого он отнес ее на кровать.
