Дебра Дайер - Невеста сердится
Саймон напрягся при одном упоминании этого имени.
— Рассказала.
— Я так и думал. — Хью Мейтленд покосился на хрустальный кораблик. — Едва я взглянул на этого человека, как понял, что он совершенно не подходит Эмили. Вялый рот, нежное лицо — не мужчина, а поэт.
— Насколько мне известно, Эмили неравнодушна к поэзии. — Саймон повернулся и подставил лицо легкому ветерку, проникавшему в кабинет через раскрытые стеклянные двери на террасу. Он смотрел, как Эмили готовится пустить очередную стрелу, и у него возникло какое-то странное, неприятное чувство.
— Она начала выезжать позже, чем предполагалось, из-за траура по отцу Одри. Но и в двадцать Эмили была на удивление наивной. К тому же романтичной и мечтательной. Постоянно витала где-то в облаках. А мы с матерью это поощряли.
Саймон не сводил глаз с Эмили, натянувшей лук. Ведь он знает эту женщину всего день, и вот, пожалуйста, всерьез подумывает о том, не задушить ли этого виконта, которого вообще ни разу в жизни не видел. Какая глупость. Нет, строго напомнил он себе, можно весело провести время с этой леди, раз уж она подвернулась под руку, но ни о каких серьезных отношениях с ней и думать нечего.
Эмили отпустила тетиву. Стрела полетела и пронзила мишень в самой середине.
— Вы представить себе не можете, сколько раз я благодарил судьбу, вовремя открывшую Эмили глаза на этого человека. Она была бы с ним несчастлива в браке. Не прошло бы и года, как этот Эйвзбери смертельно наскучил бы ей. Она девица с сильной волей. И мужчина ей нужен сильный. И я рад, что она нашла себе такого.
Саймон не смутился под взглядом Хью Мейтленда, но почувствовал укол совести. Он заставил себя подавить это чувство. Он не мог позволить себе такую роскошь, как совесть. Как и многое другое; Во всяком случае, не во время этой миссии.
— И все же вас не огорчил наш поспешный брак?
— Эмили всегда была очень импульсивной. Вернее, упрямой. Впрочем, это вы, надо думать, и сами уже заметили. — Хью рассмеялся. — Да и как бы я стал укорять ее за тайный брак без согласия родителей, когда мы с Одри тоже поженились тайно? Кстати, против воли ее отца. Ему не слишком-то хотелось выдавать дочь за «торговца». Кроме всего прочего, Уитком в свое время продал замок Рейвенвуд и прилегающие к нему земли, чтобы покрыть карточные долги. И хотя в долги Уитком залез отнюдь не из-за моего отца, старый граф невзлюбил его за то, что он купил Рейвенвуд. Замок принадлежал Уиткомам еще со времен первого барона Рейвенвуда. Прошло немало лет, прежде чем старик простил Одри за то, что она сбежала со мной.
— А как вы относитесь к тому, что ваша дочь вышла замуж за армейского офицера?
Хью поднял чашку кофе.
— То, как вы сформулировали свой вопрос, наводит на мысль, что вам известно, как я отношусь к этой войне.
Саймон оперся плечом о косяк стеклянной двери и постарался принять как можно более небрежный вид, подбросив своей жертве приманку:
— Я слышал, вы противник войны с Наполеоном.
— Совершенно верно. — Хью пил кофе, пытливо посматривая на Саймона. — Я считаю, что правительство предприняло недостаточно усилий в попытках достичь мира.
Саймон не дрогнул под внимательным взглядом Хью, он искал, на чем бы подловить его.
— Насколько мне известно, есть люди, которые убеждены, что Англии пошло бы только на пользу, окажись она под владычеством Наполеона.
— Несколько пэров в том числе. — Хью поставил чашку на письменный стол и пристально посмотрел на темную жидкость, прежде чем заговорить снова. — Хотя я и считаю, что нашему правительству существенные реформы не помешали бы, однако особой нежности к узурпатору не испытываю. Война должна быть прекращена. Она лишает страну жизнеспособности. Пусть Наполеон занимается своей империей. Главное, чтобы наши люди вернулись домой!
— И что тогда помешает Наполеону завоевать Англию?
— Допустим, такое случится. Но разве это погубит страну? Мы пережили норманнов и стали только сильнее. Подумайте, какое благо для Англии — присоединиться к континенту. Никаких барьеров для торговли.
— Да, судовладелец может сколотить себе состояние.
— Верно. — Хью улыбнулся, но его зеленые глаза остались холодными, как у генерала, производящего первый смотр своим войскам. — Но все это должно казаться изменнической ересью человеку, только что вернувшемуся с полей сражений, воевавшему с Наполеоном.
Саймон улыбнулся.
— Не все солдаты любят войну.
Мгновение Хью изучающе смотрел на него, словно пытаясь проникнуть в его мысли.
— А вы уже думали о том, чем бы вам хотелось теперь заняться? Эмили сказала, что из родни у вас никого не осталось. Значит, особых связей у вас нет.
— Я понимаю, что Эмили могла выбрать себе мужа получше.
— Для меня не имеет значения, набит у человека кошелек или нет.
— У меня точно не набит. — Саймон смело встретил взгляд невозмутимых зеленых глаз. — Большую часть жизни я провел в армии. И там приобрел ряд навыков, которые могут оказаться совсем не лишними при ведении торговых дел. Мне бы очень хотелось заслужить право работать в вашей компании.
— Как вам, должно быть, известно, у меня довольно серьезное дело, но нет сына, который бы продолжил его после того, как я отойду в мир иной. — Мгновение Хью изучал Саймона, наконец его оценивающий холодный взгляд потеплел, так же как и улыбка. — Бог услышал мои молитвы и послал мне вас.
Если этот человек виновен в гибели английских солдат, никакие молитвы ему не помогут.
Саймон повернулся и посмотрел на Эмили, которая в этот момент выдергивала стрелу из соломенной мишени. Солнце играло в ее волосах, перехваченных на затылке золотистой лентой, отчего ее темно-рыжие локоны полыхали как огонь. И сразу же память услужливо нарисовала ему картину — Эмили лежит под ним, ее темно-рыжие кудри разметались по белой простыне, губы приоткрыты, глаза устремлены на него. Он вспомнил, как она прижималась к нему, и ощутил возбуждение.
Может, они провел почти всю жизнь в армии. Может, у него было не так уж много связей с женщинами, чьи услуги не оплачивались. Но он способен распознать подлинное желание, увидев его в женских глазах. А мисс Эмили Мейтленд просто горела желанием. Ей был нужен мужчина, который любил бы ее так, чтобы этот огонь охватил бы ее всю, до кончиков ногтей, чтобы она сама превратилась в пылающее пламя. Какая жалость, что он не может стать тем счастливцем, который дал бы ей вкусить от запретного плода.
— Что за черт? — пробормотал вдруг Хью, вскочив на ноги.
Саймон нахмурился: дочка Мейтлендов, не то Джейн, не то Оливия, одна из близняшек, — он не знал, потому что отличить их было невозможно, — мчалась во весь дух к дамам. Ее светлые кудряшки прыгали по плечам. Белое платьице развевалось на ветру. Пронзительный детский голосок нарушил тишину — девочка громко звала мать. Она была насмерть перепугана.