Шеннон Дрейк - Неповторимая любовь
— Итак, свершилось, — пробормотала она, встретившись со взглядом Слоана в зеркале.
Он кивнул и нахмурился. И вправду свершилось то, без чего нельзя было обойтись.
Подойдя к туалетному столику, Слоан встал за спиной Сабрины, чувствуя, как та напряглась всем телом. Он коснулся ее волос; густые пряди были нежными, как шелк. Сабрина опустила ресницы, и Слоан ощутил, как взволнована жена. Она безмолвно умоляла его уйти, оставить ее в покое. И вместе с тем согласилась стать его женой и заранее знала, чего он ждет от этого брака.
Ей предстояло ни на минуту не забывать об осторожности. И умело играть роль изнеженной красавицы с Юга. Их глаза вновь встретились в зеркале.
— Слоан, клянусь, я… не хочу злить тебя, но чувствую себя ужасно.
— Успокойся, Сабрина: ты от природы наделена талантом вызывать у меня раздражение, и тебе это удается без малейшего труда. А теперь расслабься. Помнишь, что я сказал тебе, узнав, что ты ждешь ребенка? У меня нет никакого желания напоминать о своих правах мужа.
Вздох Сабрины прозвучал с таким облегчением, что Слоан чуть было не изменил своего решения, но сдержался. Ее ресницы вновь опустились, скрывая искры удовольствия и торжества в глазах; она быстро поднялась и отвернулась. Легкая, грациозная, как жаворонок, Сабрина сняла с постели покрывало, взбила подушки и положила их на середину кровати.
Слоан почувствовал, как в нем закипает гнев, но не сделал попытки приглушить его и, подойдя к кровати, переложил одну подушку на край.
— Надеюсь, ты не против, — предостерегающим тоном произнес он.
Глаза Сабрины расширились в удивлении.
— Но ведь ты сказал…
— Я сказал, что не намерен овладевать тобой силой, — резко перебил Слоан. — Но мне пришлось слишком долго спать на голой земле и на полу. Так что уж будь добра, уступи мне половину кровати.
Метнув на Слоана сердитый взгляд, Сабрина отвернулась.
— Прости, — притворно-невинным тоном произнесла она. — Я думала, раз ты вырос в типи, то любишь спать на полу. Я заблуждалась.
Он с трудом поборол желание встряхнуть ее.
— Да, я вырос в типи и провел полвойны в палатке. Удобства в них мало чем отличаются. Гораздо чаще мне приходилось спать на земле в роли белого солдата, нежели ребенка сиу. Впрочем, теперь это не важно, поскольку я обнаружил, что люблю спать в постели. Я готов даже делить ложе.
— Знаю, — пробормотала Сабрина.
— И не понаслышке, — добавил он с улыбкой. Сабрина стала еще бледнее, хотя казалось, что такое вряд ли возможно.
Слоан отвернулся и задул свечу на столике у кровати. Он начал раздеваться, по стенам комнаты заплясали тени. Сабрина стояла в полутьме, наблюдая, как Слоан снимает один предмет одежды за другим. На пол по очереди падали сапоги, носки, сюртук.
— Можешь ложиться, — вежливо предложил он Сабрине.
Та не сдвинулась с места.
— Ты же обещал…
— Я понимаю, что тебе нездоровится, поэтому не стану настаивать на исполнении супружеского долга. Но я не обещал тебе спать на полу или в одежде. — Он сбросил рубашку и бриджи и, не обращая внимания на Сабрину, удобно устроился под одеялом.
Она смотрела на него, недоверчиво раскрыв глаза.
— Прекрасно, тогда на полу буду спать я, — выпалила она.
— Нет, не будешь. Сабрина прикусила губу.
— Тогда я устроюсь в кресле у камина…
— И не мечтай.
— Черт побери, Слоан, я буду поступать так, как считаю нужным! Можешь приказывать своим солдатам, если тебе угодно, а меня оставь в покое. — Схватив подушку, она величественно прошествовала к мягкому креслу, стоящему у огня.
Слоан дал ей возможность усесться поудобнее, затем встал, подошел к креслу, подхватил Сабрину на руки и уставился на нее в упор, предостерегающе нахмурившись.
Сабрина хотела закричать, но вопль застрял у нее в горле. Она сцепила зубы, случайно задела обнаженную грудь Слоана рукой и отдернула ее.
— Слоан, ты же говорил…
— Миссис Трелони, теперь вы моя жена, — напомнил Слоан и понес ее в постель. Слоан действительно не желал настаивать на своих супружеских правах и жалел об этом, поскольку его собственная нагота и прикосновение шелковистых волос Сабрины вызвали у него почти болезненное возбуждение. Но какую бы пытку ему ни пришлось выдержать, Слоан был убежден: эта ночь определит всю их дальнейшую жизнь, и будь он проклят, если воздержание затянется до бесконечности.
Сидя в постели, Сабрина обвела его неторопливым взглядом.
Услышав ее резкий вздох, Слоан со зловещей усмешкой на губах склонился над ней:
— Я стараюсь сдержаться. Честное слово, я пытаюсь. Но с каждым твоим движением, с каждым прикосновением к тебе… словом, ты видишь, как тяжела эта пытка. Вспомни, ведь ты моя жена, а сегодня наша первая брачная ночь…
Она отвела взгляд, легла и сложила руки на груди почти молитвенным жестом.
— Я хочу спать. Надеюсь, ты устроишься удобно.
Улыбнувшись, Слоан обошел кровать и скользнул под одеяло. Он потянулся к Сабрине, поначалу встретил сопротивление, но в конце концов заключил ее в объятия. Он сожалел о том, что в нем вспыхнуло вожделение. Одержать над ним окончательную победу Слоану не удавалось. Ему хотелось хотя бы прикоснуться к Сабрине, привлечь к себе, почувствовать, как ее волосы щекочут ему грудь, подбородок, нос, вдыхать благоухание ее кожи. Его губы скривились в иронической усмешке: знала бы Сабрина, что искусству сдерживать свои желания он научился у сиу! Индейцы считали, что близость с женщиной отнимает у воина силу, поэтому молодежь училась бороться с плотскими желаниями.
Прошло немало времени, и Сабрина расслабилась, прижавшись щекой к груди Слоана и положив на нее ладонь. В таком положении она не замечала, насколько он возбужден. В комнате было тихо, минуты убегали одна за другой.
— Слоан! — наконец позвала Сабрина.
— Что?
— Что же нам теперь делать? Все произошло так неожиданно…
Она казалась безутешной.
Слоану удалось сдержать раздражение при мысли о том, что Сабрина относится к нему и к его ребенку как к обузе.
— Во-первых, ничего неожиданного не случилось. Мы отправимся домой, в положенный срок родится ребенок.
— Тоже мне дом — армейские казармы, — проворчала Сабрина.
— Из тебя получится замечательная офицерская жена! — сухо заверил ее Слоан.
— Но разве можно жить в казарме? — прошептала Сабрина.
Слоан вспомнил о многочисленных женщинах, которые преданно сопровождали мужей в путешествии на Запад, движимых лишь надеждой.
И любовью.
И, разумеется, верой. Эти женщины довольствовались вместо постелей одеялами, расстеленными под фургонами, ютились в наспех возведенных хибарах.