Александра Риплей - Чарлстон
– При условии, что вы возьмете Трэдда, – сказала она. – У меня множество дел в городе, и я не смогу поехать.
Делия осталась с Элизабет. У Кэтрин были свои служанки.
Первого июля Трэдд погрузил свои вещи на паром. Элизабет освободилась от постоянного напоминания о Гарри. Мальчик говорил о нем все время. Он был убежден, что краткая прощальная записка Гарри связана с необходимостью секретной миссии, которую только он мог выполнить.
Четвертого июля Элизабет с бокалом шампанского забралась на крышу дома, чтобы посмотреть фейерверк и поздравить себя с безраздельным обладанием пустым домом. И некому было запретить ей сидеть на такой высоте, потому что это опасно или потому что леди так себя не ведут. Она была целиком в собственном распоряжении.
– Что с того, что я больше не королева? – спросила она вслух. – Я король на собственной крыше. Сегодня День Независимости.
Слеза скатилась у нее по щеке и упала в шампанское. «Что с того? – подумала она. – Это скучно». Она нашла в комнате Гарри откупоренную бутылку – сувенир того мира, который она хотела забыть.
Двенадцатого августа война закончилась. Остров Куба более не принадлежал Испании. То же случилось с Пуэрто-Рико, Гуамом и Филиппинами. Испанская империя приказала долго жить, а Америка стала повелительницей морей. В Чарлстоне было множество фейерверков, но Элизабет не надоедало смотреть на них с крыши. В ее душе тоже прекратились военные действия, хотя праздновать было рано.
Когда Трэдд уехал на остров Салливан, она впервые в жизни осталась одна. Вокруг нее всегда была семья – мать, братья, муж, дети. Собственные интересы Элизабет давно были на последнем месте. Надо было угождать другим, подчиняться другим, заботиться о других. Поначалу она не знала, возмущаться ли ей или жалеть себя. Элизабет то воспаряла ввысь, то валилась в грязь.
Затем ей начала нравиться тишина дома. Дом казался таким мирным. Ставни были затворены, и в комнатах сохранялся полумрак и утешительная прохлада. Стулья, с их потрепанной старой обивкой, казались старыми друзьями; линии были гармоничны и приятны для глаз. Когда поднимался вечерний ветер, Элизабет растворяла ставни, и волнующиеся летние занавески обнимали ее.
– Я люблю тебя, дом, – громко шептала она. Она краснела за собственную глупость, за то, что разговаривала с домом, и тем не менее чувствовала прилив счастья.
Каждый день прибавлял ей сил. Временами она ощущала утрату и предавалась отчаянию. Порой она приходила в сумерки в комнату Гарри и ложилась лицом вниз на его кровать, вдыхая тонкий аромат мыла, которым еще пахла подушка. Тело жаждало его, сердце мучительно билось в груди, Элизабет хотелось умереть. Но запах становился все слабей, и уменьшалось ее горе.
Делию она отпустила на весь сентябрь, и теперь никто не нарушал ее одиночества. Никто не подавал ей горячий обед в половине третьего, ни чай к пяти часам, ни ужин к семи. Не надо было составлять меню или список покупок. Для Элизабет настала безмятежная пора потакания своим слабостям. Она сама отвечала на крики уличных торговцев и покупала товар без предварительных прикидок. Она покупала все, что ей нравилось, без разбору. Однажды она купила арбуз на завтрак, дыню на ужин, а без обеда вовсе обошлась. Она то экспериментировала с новыми рецептами, а то как-то купила много мороженого и удовлетворила свое детское желание наесться им досыта. Она жила настроениями и порывами.
Вольная жизнь опьяняла ее, и понемногу Элизабет начала понимать Гарри Фицпатрика, чего ей трудно было достичь раньше. Это так соблазнительно – жить такой жизнью. А ведь Гарри живет именно так, только с большим размахом. Нет нужды искать в себе изъяны: он не бросил ее, а ушел вслед за сиреной гедонизма. Он не льстил ей, говоря, что очарован, и потому оставался так долго. Теперь очарована она.
«Я за многое должна быть благодарна тебе, Гарри, – думала Элизабет. – Без тебя я никогда бы не научилась нарушать правила, предписывающие регулярно питаться, ложиться в постель, когда на колокольне пробьет девять, и запрещающие вылезать на крышу. Надеюсь, испанец все-таки не убьет тебя».
В середине сентября волнующий холодок свободы перестал ее завораживать. Она рассталась с вольной жизнью без сожалений: теперь все ее интересы были сосредоточены на будущем. Она разбиралась с книгами Компании, обращая внимание на даты, образцы договоров, реорганизацию в лавке для рабочих.
Джо был прав – как всегда. Цены росли, заказы увеличивались. Война полезна для бизнеса. Элизабет сравнила возможность дохода с собственной серной кислотой и без нее и поняла, что цены на необработанную серу, должно быть, изменились с тех пор, как в 1893 она отказалась от проекта; Элизабет написала и отправила письма с запросами.
Сад разросся, как джунгли. Почему она так долго этого не замечала? Обычно Трэдд выпалывал сорняки и подрезал траву. Элизабет забралась в «дом на дереве» и оттуда наметила план новой разбивки сада. Кое-что легко изменить: плющ под кустарником вытеснит сорняки и защитит корни от палящего солнца, вместо лужайки сделать гравиевую площадку, тогда не надо будет косить. Трэдд закончит школу Портера только через два года. Если у нее будут деньги, он сможет учиться в колледже. Следует внимательней относиться к саду, но она не может тратить время на выпалывание сорняков. Есть занятия поинтересней. После долгих лет стагнации наконец-то появилась возможность оживить Карлингтон. А еще существует множество книг, которые она хотела бы прочесть. Ей следует записаться в общественную библиотеку, прогулки туда пойдут ей на пользу. Надо также навести порядок на чердаке. Там все еще хранятся старые игрушки Кэтрин и Трэдда. В первый же дождливый день она достанет их и посмотрит, подойдут ли они для Мэна.
И все же роскошно, что дом так долго принадлежал ей одной, – вместе с ветерком на веранде, уверенным голосом сторожа на колокольне и музыкой колоколов. Подойдет к концу лето, вернется Трэдд, и возобновится череда визитов и званых ужинов. «А пока буду наслаждаться благословенной тишиной, – думала Элизабет. – Я заслужила ее. Я поняла, что жизнь прекрасна, и не нуждаюсь теперь в Гарри Фицпатрике». Она лежала на полу в «доме на дереве», и песня пересмешника убаюкивала ее.
Джо и Виктория вернулись домой в последних числах сентября. Джо сейчас же взялся за проверку банковских дел. Эндрю творил чудеса. Постройка была закончена на три недели раньше намеченного срока. Джо сразу же вручил ему премию. Эндрю был очень доволен. Его свадьба была намечена на январь, а цены на жилье оказались слишком высоки.
Джо смеялся.
– Ты знаешь, как заставить людей работать, – сказал он, – но тебе надо научиться тому, как заставить работать деньги. Завтра вечером я хочу пригласить к ужину твою славную маму. Если хочешь, приведи и невесту. Дамы побеседуют с Викторией, а я тем временем научу тебя делать вклады. Умный человек никогда не тратит свои деньги. Надеюсь, ты сообщишь это своим друзьям. Тебе надо обеспечить хорошие займы и вклады, когда наш банк откроется.
