Мэри Маргарет Кей - Дворец ветров
Мулрадж отдал отряду приказ остановиться до дальнейших распоряжений, и позже днем останки Биджу Рама с соблюдением всех формальностей были сожжены на погребальном костре, сложенном из хвороста и сухой травы, спешно собранных в окрестностях и обильно политых гхи. На следующее утро, когда ночной ветер развеял пепел и обугленная земля остыла, остатки костей осторожно собрали, дабы довезти до Ганга и бросить в священную реку.
– А поскольку здесь нет никаких родственников покойного, только справедливо будет поручить эту скорбную миссию его друзьям, – сказал Мулрадж с самым серьезным видом. – Посему я распорядился, чтобы Пран, Мохан и Сен Гупта со своими слугами и слугами Биджу Рама немедленно отправились в Бенарес. За исключением Аллахабада, нет более священного места, где можно предать водам Матери Ганга прах человека.
Аш воспринял это поистине макиавеллиевское заявление с уважением, граничившим с благоговейным трепетом. Биджу Рам умер, но по-прежнему оставалась нерешенной проблема, как избавиться от ближайших его товарищей, и сам Аш не видел такого выхода из ситуации, который не вызвал бы споров, шумного недовольства и разного рода опасных догадок и предположений. Найденное Мулраджем решение восхищало своей простотой, хотя могло оказаться небезупречным.
– Но что скажет на это Джхоти? – спросил Аш. – Все эти люди его сторонники – во всяком случае, он так считает, – и, возможно, он не согласится отпустить их.
– Он уже согласился, – мягко промолвил Мулрадж. – Принц прекрасно понимает, что останки одного из его придворных – высокопоставленного лица, преданно служившего его покойной матери на протяжении многих лет, – негоже бросать в любую реку и в любом месте. Поэтому он дал им разрешение уехать.
– Но уедут ли они?
– Безусловно. Разве они могут отказаться?
– Ох, шабаш, бахадур-сахиб, – негромко пробормотал Аш. – Это поистине отличный ход. Салютую вам.
Он подтвердил свои слова действием, а Мулрадж позволил себе слабо улыбнуться и, ответив аналогичным жестом, сказал таким же приглушенным голосом:
– А я – вам, сахиб.
Аш вопросительно вскинул брови, и Мулрадж вытянул вперед раскрытую руку. На ладони у него лежала маленькая перламутровая пуговица от рубашки – вполне обычная, разве что европейского производства, с металлической ножкой.
– Я нашел ее совершенно случайно, в десяти шагах от тела, – спокойно сказал Мулрадж. – Она была занесена пылью, а я ненароком поддел ее носком башмака. Позже я показал пуговицу вашему носильщику, сказав, что нашел в своей палатке, а он заявил, что она ваша и он только вчера обнаружил, что на рубашке, которую вы носили накануне, не хватает одной пуговицы. Я пообещал непременно вернуть ее вам, обратив дело в шутку.
Несколько мгновений Аш молчал, сообразив, что он оторвал пуговицу, когда раздвинул ворот рубахи, дабы показать шрам на груди. Счастье, что ее нашел Мулрадж, а не один из приспешников Биджу Рама, – хотя вряд ли кого-нибудь заинтересовала бы такая находка. Аш взял пуговицу с ладони Мулраджа и беззаботно промолвил:
– Видимо, я потерял ее, когда мы ехали к месту стоянки.
– Возможно. – Мулрадж пожал плечами. – Правда, если бы меня спросили, я бы сказал, что вчера утром вы были в рубашке защитного цвета с костяными пуговицами. Впрочем, неважно. Мне лучше ничего не знать. Мы никогда больше не возвратимся к этой теме.
Они никогда к ней не возвращались. Ни тогда, ни позже Мулрадж не задал никаких вопросов, а Аш не сообщил никаких сведений по собственной инициативе. Пран, Мохан и Сен Гупта отбыли на рассвете следующего дня, предположительно в Бенарес, а громадный отряд двинулся дальше. И хотя трудно было надеяться, что теперь в нем не осталось никаких шпионов и заговорщиков, оставшиеся едва ли представляли серьезную угрозу – главным образом потому, что они лишились руководства, но отчасти и потому, что не знали наверняка, являются ли смерть предводителя и внезапный отъезд его ближайших соратников просто стечением обстоятельств, а если нет, то многое ли стало известно об их делах. Ни в чем не уверенные, они затаятся и не станут предпринимать никаких действий, а следовательно, какое-то время Джхоти будет в безопасности. Во всяком случае, в наибольшей безопасности, чем когда-либо, решил Аш.
Анджули по-прежнему не показывалась, и он знал, что вряд ли увидит ее снова, разве что в образе закутанной в сари невесты на церемонии бракосочетания. Сейчас, когда до владений раны оставалось всего несколько переходов, непринужденная атмосфера, столь долго сохранявшаяся во время путешествия, сменилась официальной и строгие правила, которыми прежде удавалось отчасти пренебрегать, снова вступили в силу. Аш даже не мог передать девушке несколько слов, ибо теперь невест держали в уединении. Дополнительные стражники окружали их рутх на марше и охраняли их палатки во время стоянок, и он ничего не мог поделать – разве что открыто носить на груди талисман в дни брачных церемоний в надежде, что Анджули увидит и будет знать: он нашел его и понял смысл послания.
Половинка перламутровой рыбки была не только знаком прощения и примирения, но и напоминанием, что другая половинка по-прежнему находится у Джули и что, может статься, однажды – когда-нибудь – они снова будут вместе.
Аш попытался найти возможное утешение в этой мысли. Утешение было слабым, но за неимением другого приходилось довольствоваться хотя бы таким. Однако большую часть времени он старался не думать о Джули – и о будущем. Будущее без нее представлялось чередой безрадостных бессмысленных лет, простиравшейся перед ним подобием бесконечной дороги, ведущей в никуда, и мысль о нем пугала Аша.
Часть 4
БХИТХОР
27
Когда впереди показалась низкая горная гряда, служившая северной границей Бхитхора, в лагерь прибыли послы от раны.
Они привезли подарки, гирлянды и приветственное обращение от своего повелителя. Ко всеобщему легкому замешательству, их сопровождала группа людей, на первый взгляд производивших впечатление бандитов в масках, но на деле оказавшихся всего лишь княжескими слугами, которые по местному обычаю заматывали свободным концом тюрбана нижнюю половину лица на манер обитающих в Сахаре туарегов. У неподготовленного человека это обстоятельство вызывало тревогу, наводя на мысль о разбойниках и насилии, но в действительности являлось (так им объяснили) знаком уважения в Бхитхоре: «символическим прикрытием жалких черт от лучезарного сияния ликов высокородных особ». Тем не менее вид сей безликой толпы отнюдь не придавал уверенности, и не один Аш задался вопросом, что же за страна такая – Бхитхор. Однако беспокоиться на сей счет было уже слишком поздно.
