Мари-Бернадетт Дюпюи - Ангелочек
Но бороться с огромной овчаркой под сильными порывами ветра, да еще в сгущавшейся темноте было не так-то просто. Сеген бил кулаками по голове собаки, надеясь оглушить ее, но напрасно. Спаситель не ослаблял хватку, вонзая острые зубы в незащищенные одеждой руки и лицо. Пес уже давно с подозрением относился к этому мужчине, инстинктивно чувствуя в нем хищника. Спаситель вел свою родословную от многочисленных поколений овчарок, охранявших стада, и такая наследственность обострила его инстинкты. Он задолго до появления на пастбище волков или медведей чувствовал опасность и смело бросался на вышедших из леса зверей, отгоняя их от стада. На протяжении многих столетий его сородичи, пиренейские овчарки, с честью выполняли свои обязанности, пуская в ход острые зубы. Кроме того, порой одного только устрашающего вида овчарок и их громкого лая было достаточно, чтобы незваные гости обратились в бегство.
Горцы высоко ценили пиренейских овчарок за эти их качества. Некоторые пастухи даже подкладывали маленьких щенков к овцам и ягнятам.
— В этом случае стадо становится семьей овчарки, — объяснял дядюшка Жан Анжелине. — Но даже если она живет среди людей, не охраняя овец, то ведет себя точно так же. Она готова умереть, но спасти своего хозяина. Так вот, племянница, немногие люди способны одолеть эту собаку, если, конечно, у них нет ружья, чтобы застрелить ее.
Молодой женщине показалось, что эти слова дядюшки зазвучали в ее голове, когда она в дрожащем свете факелов увидела Спасителя. На белом фоне снега его шкура казалась желтой, но Анжелина не обратила на это никакого внимания. Она видела только одно: пасть собаки, вцепившуюся в затылок человека, лежащего на земле. Огюстен бросился к двум жандармам, державшим в руках факелы.
— Что произошло? — закричал он. — Несчастный случай? Но стреляйте же, черт возьми! Иначе собака не отпустит несчастного.
— Спаситель! — позвала Анжелина. — Иди ко мне!
Анжелина была в ужасе: ее собака совершила непоправимое. С минуту на минуту в ночи прогремит выстрел, и Спаситель умрет. Но тут ее внимание привлекло другое тело, лежащее чуть дальше. Анжелина подумала, что ее сердце вот-вот разорвется, разлетится на крошечные кусочки.
— О нет! Боже мой, нет! — закричала Анжелина. — Это Розетта! Моя Розетта…
— Разрази меня гром! — выругался Огюстен, обгоняя дочь.
Он хотел закрыть от нее ужасную сцену. Но Анжелина оттолкнула отца. Она, почти обезумевшая от горя, рыдала.
— Дай мне пройти, папа. Это моя вина! Это я послала ее на верную смерть! О! Господи Иисусе, Пресвятая Мария, сжальтесь!
Эти крики отчаяния вывели Розетту из забытья. Она приподнялась на локте, протянув другую руку молодой женщине.
— Это дерьмо чуть не поимело меня, мадемуазель, — задыхаясь, сказала девушка. — Шорник, эта грязная свинья! Но как мне повезло, скажите на милость! Ваша собака набросилась на него. Когда я очнулась, тут было очень жарко. Я даже испугалась за Спасителя. Потом появились жандармы. Но я еще не могу говорить из-за шеи… Этот мерзавец пытался меня задушить, даже когда я хлопнулась в обморок.
Стоя на коленях, Анжелина крепко обнимала Розетту, целуя ее в лоб, щеки, нос и плача от радости.
— Ты жива! Благодарю тебя, Господи! Благодарю!
— Лучше бы вы поблагодарили свою собаку, мадемуазель! Добрый Боженька не слишком-то надрывался, чтобы меня спасти!
— Тебе плохо? — спросила Анжелина. — Почему ты лежишь? Ты не можешь идти?
— Могу, но бригадир сказал, чтобы я не двигалась, я и не двигаюсь. Мне очень жаль, мадемуазель, но ваше прекрасное манто испачкалось и разорвалось в нескольких местах.
— Это всего лишь кусок ткани. Неважно! Главное, что ты жива!
— И по-прежнему целехонькая, клянусь вам. Этот негодяй так и не сумел до меня дотронуться.
Чувствуя бесконечное облегчение, Анжелина помогла Розетте встать и снова обняла ее.
— Так-так, — ворчал Огюстен Лубе, которому сейчас пришлось пережить самый сильный страх в своей жизни. — Бригадир, вы слышали заявление этой барышни? Блез Сеген собирался ее убить. Чего вы ждете? Почему не арестовываете негодяя? Он не умер. Я видел, как он пошевелил ногой.
— Да, эта особа сказала нам, что он напал на нее метрах в ста отсюда. Мы ждем, чтобы вы или ваша дочь увели овчарку. Она не хочет разжимать пасть.
Напустив на себя высокомерный вид, сапожник с достоинством подошел к собаке и схватил ее за ошейник.
— Оставь это дерьмо, Спаситель! — приказал он. — Ты славный зверь. Очень славный.
Анжелина и Розетта бросились к собаке. Спаситель получил свою долю ласки и поздравлений. Жандармы подняли грузного шорника с земли. Он повернул к ним окровавленное лицо, на которое было страшно смотреть. Открыв рот, выпучив глаза, он молчал. Его вид смутил полицейских, поскольку в этом задыхающемся человеке с изуродованным овчаркой лицом трудно было узнать того самого Блеза Сегена, который полчаса назад приходил к ним, чтобы подать очередную жалобу на соседа, поскольку, как известно, у Сегенов вечно с кем-то были тяжбы.
— Других тоже я, — неожиданно заявил шорник, протягивая руки, перепачканные грязью и кровью, в сторону Анжелины. — По вине Анжелины, этой шлюхи!
Никто не ожидал подобного признания. Бригадир вынул из ножен саблю и направил ее на Сегена.
— О чем вы говорите, Сеген? — сухо спросил она.
— О Люсьене Жандрон в Тулузе и Марте Пикар в Масса. Но в этом нет моей вины, бригадир! Повторяю: виновата она, эта Анжелина Лубе, которая навела на меня порчу. Эта девка смеялась надо мной, а ведь я хотел на ней жениться. Понимаете, бригадир? Жениться!
Огюстен с трудом сдержался, чтобы не выругаться от охватившей его ярости. Жандармы недоумевающе переглянулись: в начале лета эти два убийства наделали много шуму.
— Значит, это ты! — в ужасе воскликнула Анжелина. — Господи, и ты собираешься стать отцом!
Этот крик вырвался из самого сердца Анжелины. Она расплакалась. Ей было бесконечно жаль жену шорника, связанную священными узами брака с убийцей, с этим сумасшедшим.
— Блез Сеген, вы арестованы! — торжественно заявил бригадир. — Вам придется проследовать за нами. Сейчас вы должны будете сделать полное признание.
Преступник, ничего не ответив, низко наклонил голову. Он, хромая, пошел по дороге, как бык, которого ведут на бойню и который отказался от сопротивления. В этой сцене было нечто тягостное. Позже Анжелина будет подробно вспоминать ее. Она будет рассказывать, как свет факелов подчеркивал кровоточащие раны преступника, как рычал Спаситель, не спуская своих темных глаз с Сегена. Она также расскажет, что движения всех были какими-то замедленными, тяжелыми, поскольку присутствие преступника, несомненно, создавало нездоровую обстановку. Произнося имена своих жертв, Сеген придавал им огромную важность, словно даровал несчастным девушкам своего рода вторую жизнь, продлившуюся несколько минут. Люсьене, с ее громким смехом и темной челкой. Марте, нежной и скромной, с округлыми формами. Даже те, кто никогда не видел этих девушек — Огюстен, Розетта и жандармы, — представляли их открытыми, веселыми, а потом поруганными, ужасной смертью лишенными будущего.
