Симона Вилар - Исповедь соперницы
— Саксонка Гита завладела Гронвудом, хотя я строил его для дочери короля. И знаете ли, миледи, до чего она дошла в своей гордыне? Она едва не заставила меня жениться на одной из гронвудских служанок. Хвала небесам, лорд Эдгар вовремя вмешался, иначе я был бы уже далеко за морем, лишь бы не слышать ее поучений.
Но больше всего прочего Саймона занимала его работа. Он был увлечен планами постройки каменной церкви Святого Дунстана в фэнах — там, где стоит деревянная, давно пришедшая в негодность церквушка. Нынешним летом Эдгар и лорд д'Обиньи позаботились, чтобы работы по возведению новой церкви шли полным ходом, и Саймон уже успел выстроить там башню с ребристыми новомодными арками и стрельчатыми окнами. Одно скверно — почва там оказалась недостаточно надежной и начала оседать под тяжестью каменной кладки. Поэтому работы там сейчас приостановлены, пока грунт не осядет окончательно и можно будет исправить недочеты.
Мне приходилось выслушивать и эту ерунду, в которой я ничего не смыслила. Обычно мы располагались в отдельном покое, я перематывала крашенную пряжу для вышивания, Саймон услужливо подставлял руки, а старая Маго мирно дремала в углу.
Наконец Эдгар соизволил явиться. Это случилось в день Святого Мартина[89], когда по традиции начинается убой скота и заготовки мяса на зиму.
В Незерби еще с утра поднялась суета — выводили предназначенный к закланию скот за ворота. Работенка грязная, но все в этот день веселы, хлещут эль ковшами и жарят на кострах самые лакомые куски свежего мяса. Дожди прекратились, и хотя было чертовски холодно и сыро, я поднялась на галерею понаблюдать за всей этой неразберихой и стояла, пряча руки в большую муфту лисьего меха.
Оттуда я и заметила, как в воротах бурга показался Эдгар. Не сходя с седла, он, посмеиваясь, начал о чем-то переговариваться со своими людьми. Я стремглав бросилась к себе.
— Маго, живо подай малиновую пелерину! Эдгар здесь, не хочу, чтобы он застал меня всю в коричневом, словно послушница. И поправь мне волосы!
Но я напрасно спешила. Эдгар явно оттягивал момент встречи, погруженный в деловые разговоры со своими саксами, а я сидела и ждала, продумывая, что следует сказать, чтобы произвести впечатление смирившейся и покорной жены, которая готова на все, только бы вернуть его любовь и уважение.
Наконец раздался скрип ступеней. И с каждым следующим шагом Эдгара мое сердце все больше замирало. Больше недели прошло с того момента, когда у меня случился выкидыш. Достаточно ли я оправилась, ли вернулась моя красота?
Я кусала губы, чтобы они заалели, щипала щеки, пытаясь вернуть им румянец. И когда Эдгар вошел, я так и застыла, спрятав лицо в ладонях, словно в испуге.
— Рax vobiscum[90], — молвил он. Ни улыбки, ни более теплого приветствия, кроме такого, что принято среди монахов или рыцарей-храмовников.
Я присела в поклоне.
В покое с закрытыми на зиму ставнями было полутемно. Только большая жаровня на треноге, стоявшая между нами, давала немного света. Эдгар опустился на скамью, и отсветы бегавших по угольям огней отразились на золотом шитье его ворота, на стальных пластинах пояса.
— Присядь, Бэртрада. Нам необходимо поговорить.
И знаете о чем он повел речь? Все о том же — о разводе.
— Я не желаю даже слышать об этом, — резко перебила его я.
— Разве? Но ведь ты ясно дала мне понять, что там, — он сделал неопределенный жест, — у ебя есть некто, кто тебе милее меня и кого ты гораздо охотнее одариваешь своими милостями. Но я не собираюсь тебя осуждать, ибо брак наш — чистая формальность, и поэтому ты вольна жить свободно. Это даже к лучшему — рано или поздно ты найдешь того, с кем заключишь новый союз.
— Эдгар, — я подняла руку, вынуждая его умолкнуть, — я знаю, что сделала многое, чтобы разрушить наш брак. Знаю, что ты разлюбил меня. Однако наши руки некогда соединили перед алтарем, и это ли не повод, чтобы предпринять еще одну попытку? Будь милосерден и дай мне еще один шанс. Ибо я хочу быть только твоей женой.
Эдгар печально усмехнулся.
— Ты снова лжешь, Бэртрада. И мне, и себе. Ты настолько изолгалась, что не сможешь толком попросить огня, если замерзнешь.
Это было сказано так сухо, что я невольно вспомнила, как он глядел на меня в соборе в Бэри-Сент-Эдмундс, когда заявил о разводе.
Может быть стоило смириться? Никогда!
— Эдгар, что бы ты ни говорил, но я все еще остаюсь твоей женой. И люблю тебя.
— Как чревоугодник собственную трапезу.
— Ты жесток и несправедлив. И мне больно, что ты так холоден с женщиной, которая говорит тебе о своей любви.
— О, побереги свое нежное сердце для других. А эта дорога для тебя закрыта.
Я не верила своим ушам. Ведь еще совсем недавно я ощущала его заботу и участие, что и вдохнуло в меня надежду все наладить. От разочарования и гнева я начала задыхаться. Я снова его ненавидела!
— Ты думаешь, от меня легко избавиться? Ты надеешься, что бросишь меня, опозорив, и я скажу на это — аминь? О, не надейся!
— Я знаю, — Эдгар остался совершенно спокоен. — Но это даже неплохо. Разве ты до сих пор не поняла, что мы ни при каких обстоятельствах не сможем жить вместе? Я не тот муж, которого ты хотела, а ты не оправдала моих надежд как жена. Поэтому давай попытаемся договориться. Если ты согласишься на развод, можешь даже пустить слух, что это твое желание — и твое больное самолюбие не пострадает.
— Но развод — страшный грех!
— С каких это пор ты стала такой щепетильной? Лучше вспомни, что все эти годы мы жили с тобой, как два грешника в аду.
— Ну, не всегда, — я улыбнулась. — Я еще не забыла, что было между нами.
— Когда? До всемирного потопа? У меня не столь длинная память.
Я поняла, что он попросту насмехается надо мной и настроен решительно как никогда. И как ни странно, таким он мне нравился еще больше. И в то же время моя ненависть росла, как снежный ком. И я сказала, что он изо дня в день убивал нашу любовь, избегал меня, игнорировал, заводил детей и шлюх на стороне… В конце концов я потеряла контроль над собой и выкрикнула, что он жесток, как сам сатана.
Эдгар вдруг стремительно шагнул ко мне — и я отшатнулась в испуге. Но он застыл на месте, сжимая кулаки.
— Я жесток?.. Ты натравливала на меня своих прихвостней во главе с Гуго Бигодом, ты сажала меня в темницу в моем собственном замке, ты без конца строила козни, говорила «нет», когда я говорил «да» — и наоборот. Ты близко сошлась со всеми моими врагами и обливала меня грязью меня перед королем при всяком удобном случае. Ты убила моего сына! Ты покушалась и на мою жизнь! Да я мог бы избить тебя в кровь, и сам Господь сказал бы, что это справедливо!
