Диана Гэблдон - Барабаны осени. Удачный ход
— Сейчас — не может, — согласилась я, с некоторой горечью подчеркнув «сейчас». — Могла, когда мы только-только узнали о беременности. Я пыталась уговорить ее вернуться в Шотландию, или, по крайней мере, отправиться в Вест-Индию, там есть еще один… одни ворота во времени. Но она отказалась. Она не желала возвращаться домой, пока не узнает, что с тобой случилось.
— Что со мной случилось, — повторил он и посмотрел на Джейми. Плечи Джейми мгновенно напряглись, он выставил вперед подбородок.
— Да, — сказал он, — это моя вина, и нечего теперь ныть, ничего уже не исправишь. Она здесь в ловушке. И я ничего не могу для нее сделать… только вернуть ей тебя, и все.
Только теперь я поняла, почему Джейми не хотел говорить Роджеру вообще ничего; он боялся, что, осознав, что Брианна оказалась в ловушке прошлого, Роджер вообще откажется возвращаться с нами. Одно дело — последовать за Брианной в прошлое с расчетом вскоре вернуться; и совсем другое — остаться здесь с ней навсегда. И скорее это, чем страх из-за того, что раскроется подлинное отцовство, мучило Джейми во все время нашего путешествия; я подумала, что спартанский мальчик, внутренности которого пожирала лисица, нашел бы в Джейми родственную душу. И бесконечная нежность разлилась в моей душе…
Роджер же таращился на Джейми, явно лишившись дара речи.
Прежде чем он его вновь обрел, мы услышали звук шагов, приближавшихся к двери нашей хижины. Шкура, закрывавшая вход, поднялась, и внутрь по очереди вошли несколько могавков.
Мы уставились на них в полном недоумении; их было чуть ли не полтора десятка, мужчин, женщин и детей… и все они были одеты по-дорожному, в кожаные гамаши и меховые куртки. Одна из женщин постарше держала доску с привязанным к ней младенцем; она без малейших колебаний подошла к Роджеру и сунула ребенка прямо ему в руки, что-то говоря по-своему.
Роджер нахмурился, ничего не понимая. Джейми, внезапно насторожившись, наклонился к женщине и произнес несколько отрывистых слов. Она повторила сказанное, весьма нетерпеливо, потом оглянулась и махнула рукой молодому парню.
— Ты есть… священник, — с запинкой произнес тот, тыча пальцем в Роджера. Потом показал на младенца. — Вода.
— Я не священник… — Роджер попытался вернуть доску с младенцем женщине, но та отказалась ее взять.
— Свящи-ин, — твердо заявила она. — Крести. — И повернулась к одной из молодых индеанок, которая тут же вышла вперед, держа перед собой маленькую чашу, вырезанную из рога; чаша была наполнена водой.
— Отец Александира… он говорить, ты свящин, сын свящи-на, — сказал молодой человек. Я увидела, как бледнеет обросшее бородой лицо Роджера.
Джейми отошел в сторону и на местном варианте французского заговорил с человеком, которого узнал в этой толпе. Потом вернулся к нам.
— Это все, что осталось от паствы отца Александра, — мягко сказал он. — Совет приказал им покинуть деревню. Они намерены отправиться в землю гуронов, там миссия святой Берты, но они бы хотели сначала окрестить ребенка, на тот случай, если он умрет в пути. — Он посмотрел на Роджера — Так они считают вас священником?
— Видимо, да, — Роджер посмотрел на младенца, которого держал в руках.
Джейми ненадолго задумался, глядя на ожидавших индейцев. Они ждали терпеливо, со спокойными лицами. Я могла лишь гадать, что кроется за этими бесстрастными чертами. Огонь и смерть, исход… что еще? Лишь на лице пожилой женщины, принесшей ребенка, можно было прочесть печаль; я подумала, что это, возможно, бабушка малыша…
— В случае нужды, — негромко сказал Джейми, обращаясь к Роджеру, — любой человек может выполнить обязанности священнослужителя.
Я-то думала, что уже невозможно стать еще бледнее… но Роджер умудрился побледнеть до полной белизны. Он слегка покачнулся, и пожилая леди, встревожившись, протянула руку, чтобы поддержать ребенка.
Но Роджер совладал с собой и кивнул молодой женщине, державшей чашу с водой, чтобы та подошла поближе.
— Parlez-vous francais? — спросил он, и большинство индейцев кивнули — кто уверенно, кто не очень.
— С`est bien, — сказал Роджер и глубоко вздохнул, поднимая ребенка и показывая его собравшимся. Младенец, круглолицый очаровашка с мягкими каштановыми кудрями и золотистой кожей, сонно моргнул, как будто чем-то недовольный.
— Именем Господа нашего Иисуса Христа, — отчетливо заговорил Роджер по-французски. — По слову Господа нашего Иисуса, пребывающего с нами, мы крестим тех, кого он назвал детьми своими.
Ну конечно, подумала я, наблюдая за Роджером. Он ведь действительно сын священника, хотя и не католического. Но он наверняка не раз видел, как преподобный проводил обряд крещения.
И даже если он не помнит всю службу, он, похоже, имеет общее представление о ее ходе.
Роджер отдал ребенка индейцам, и они стали передавать его из рук в руки, а он шел следом и каждому тихо задавал вопросы.
— Qui estvotre Seigneur, votre Sauveur? — Кто есть твой Господь и твой Спаситель?
— Voulez-vous placer votre foi en Lui? — Имеешь ли ты веру в Него?
— Обещаешь ли ты донести до этого младенца благую весть Евангелия, и все заветы Христовы, и поддерживать его и его семью в единстве Божьей семьи?
Одна за другой в ответ кивали головы.
— Oui, certainement. Je le promets. Nous le ferons. — Да, конечно. Я обещаю. Мы сделаем это.
Наконец Роджер повернулся и передал ребенка Джейми.
— Кто есть твой Господь и твой Спаситель?
— Иисус Христос, — без колебаний ответил Джейми, и ребенок тут же был подан мне.
— Веришь ли ты в Него?
Я посмотрела на невинное круглое личико и ответила твердо:
— Верю.
Роджер взял у меня доску и передал бабушке; потом окунул в чашу веточку можжевельника и обрызгал головку младенца.
— Я крещу тебя… — начал он, но вдруг умолк и бросил на меня испуганный взгляд.
— Это девочка, — едва слышно произнесла я. Роджер кивнул и снова взмахнул веточкой.
— Я нарекаю тебя Александрой — во имя Отца, и Сына, и Святого Духа Аминь.
Когда небольшой отряд христиан ушел, мы остались одни. Воин, охранявший нас, принес дров для костра и немного еды, но не обратил ни малейшего внимания на вопросы Джейми и вышел, не сказав ни слова.
— Как вы думаете, они нас убьют? — внезапно спросил Роджер после довольно долгого молчания. И тут же его губы скривились, пытаясь изобразить улыбку. — То есть убьют ли они меня, я хотел сказать. Вам двоим скорее всего ничто не грозит.
В его голосе совсем не слышалось тревоги. И я, посмотрев на темные круги под его глазами и глубокие морщины, прорезавшие лицо, подумала, что он просто слишком измучен, чтобы бояться чего-то.
— Они не станут нас убивать, — заявила я, запустив пальцы в перепутанные волосы. Я в общем осознавала, что и я тоже слишком измучена и переутомлена; я не спала уже, пожалуй, больше тридцати шести часов. — Мне следовало давно это вам сказать. Прошлую ночь я провела в доме Тевактеньёнх. Там собирался Совет Матерей.
