Элизабет Грегг - Опасный маскарад
Горе и усталость залегли темными кругами у нее под глазами; голос был напряжен, кончики пальцев нервно подрагивали. Видя все это, Роуз сильно сомневалась, что ее хрупкая собеседница способна выдержать нелегкий путь домой, сопровождая к тому же тела двух дорогих ей людей.
– На этот счет не беспокойся, дорогая. У нас тут есть замечательный плотник, он делает лучшие гробы в штате. Потом, если захочешь, я помогу тебе выбрать спокойное местечко за городом, на кладбище Бут-Хилл, и преподобный Блейр отслужит панихиду. С твоими родителями придет проститься весь город. Я уверена, они бы одобрили твое решение предать их земле здесь, в Виргиния-Сити. Никакой отец и никакая мать не захотели бы, чтобы их ребенок страдал больше, чем это необходимо, уж можешь мне поверить.
По щекам Дессы потекли слезы. Слишком многое свалилось на нее, и, если бы не доброта хозяйки публичного дома, она была бы совершенно беспомощна. Интересно, что бы сказали об этом ее друзья в Канзас-Сити? Впрочем, сейчас это не имело никакого значения.
Она вытерла слезы и кивнула.
– Что ж, значит, договорились, – ласково улыбнулась ей Роуз. – Пока не решишь, куда дальше направишься, можешь жить у меня. Мне это будет приятно. Согласна?
Десса снова кивнула.
– Будь добра к Бену Пулу. Он грубоват, но предан тебе как собака.
Эта новость, к немалому удивлению Дессы, была ей приятна.
– Я всегда была… добра к нему. Он, как бы это сказать… не похож на других мужчин, которых я знала раньше.
– Уж точно не похож, но, на мой взгляд, это слишком мягко сказано, – рассмеялась Роуз. – Такого, как Бен, больше на всем белом свете не найти. В нем самым непостижимым образом сочетаются трезвый мужской ум и детская непосредственность, грубая сила быка и нежность ягненка, властность и податливость… Тебе трудно оценить это, поскольку ты не знаешь, как складывалась его жизнь. Я расскажу.
Давным-давно, в один отнюдь не прекрасный, а очень даже пасмурный день здесь объявился тринадцатилетний мальчишка, который больше был похож на грязного голодного волчонка. В его глазах застыла ненависть ко всему живому, и он то и дело, по поводу и без повода, хватался за револьвер. Какое-то время мы все считали его опасным сумасшедшим – еще одним несчастным, жизнь которого безнадежно искалечила война, но, как выяснилось, это был просто насмерть перепуганный ребенок. Ребенок, который не умел даже читать. Мэгги научила его. Да, моя дорогая, та самая Мэгги, что заходила к тебе сегодня утром. Она тоже потеряла родителей, и ей легко было понять его чувства. Правда, ее родители не умерли, а отправились в Юту с караваном мормонов, бросив дочь на произвол судьбы.
Так вот, сироты встретились, подружились и стали друг другу братом и сестрой. Кстати, Мэгги – большая умница, и у нее по-настоящему доброе сердце, помни об этом и не суди о ней слишком строго лишь потому, что она работает на меня. И вообще, девочка, прежде чем судить кого-то, подумай, а все ли ты знаешь об этом человеке.
– А я никого и не сужу, – рассеянно сказала Десса, сама понимая, что кривит душой, но она была слишком благодарна Роуз за ее отзывчивость и предложенную ею помощь и просто не могла ответить иначе.
– Мудрые слова, – удовлетворенно заметила Роуз. – Не обижайся, я лишь хотела сказать, что нельзя осуждать человека, толком его не узнав.
Они послали телеграмму в Канзас-Сити, и Роуз отправила Дессу отдыхать в «Золотое солнце», а сама пошла договариваться с плотником. Не видя причин для отсрочки, Десса решила назначить похороны на следующий день. Эду, знакомому Роуз, который работал в типографии газеты «Пост», было поручено напечатать скромное объявление, а Дикки Слейтеру – расклеить их по городу. Роуз заверила Дессу, что на кладбище Бут-Хилл будет много народу: придут все, у кого не окажется серьезных и неотложных дел.
Девушка чувствовала себя несколько неуютно из-за того, что проводить ее родителей в последний путь придут лишь совершенно посторонние люди, но возражать не стала.
Всю вторую половину дня она была занята чтением телеграмм с соболезнованиями, приходивших от многочисленных друзей из Канзас-Сити. Их то и дело приносили в салун босоногие мальчишки, ужасно гордые своей важной миссией, и, как заметила Десса, Роуз не забывала вложить в немытую ладошку каждого «почтальона» блестящую монетку.
Ближе к вечеру пришла телеграмма и из адвокатской конторы «Клуни и Браун» с сообщением, что на имя Дессы Фоллон в городском банке открыт счет. Девушка немного воспряла духом: из жалкого и унизительного сочетания «бездомная и нищая» исчезла, по крайней мере, вторая часть.
Впрочем, Десса решила ограничить свои покупки лишь черным платьем для похорон. Портниха, толстая итальянка, сняла с нее мерку, затем ловко подогнала по ее фигуре кусок материи и принялась над ним колдовать.
У нее была странная манера говорить, не разжимая губ, державших множество булавок, от чего звук выходил через нос и больше всего напоминал невразумительное мычание. Десса не понимала ни слова, но время от времени вежливо кивала или произносила что-нибудь ни к чему не обязывающее.
Освободившись от скрепленных на скорую руку частей будущего траурного наряда, девушка снова надела платье, принадлежавшее некой Вирджи из салуна «Золотое солнце»; увидев его впервые, она невольно покраснела – таким глубоким и откровенным был отороченный кружевами вырез на груди. Дело спасла Роуз, одолжив ей один из своих жакетов.
Пока она одевалась, миссис Фабрини использовала последнюю булавку и смогла наконец открыть рот:
– Я за ночь все сошью. Завтра утром приходи на примерку и ни о чем не беспокойся. К похоронам все будет готово. Я очень быстро работаю. Спроси кого хочешь, всякий скажет. О, миссис Фабрини свое дело знает! – Она показала Дессе свою пухлую правую руку, повернув ее ладонью вверх: – Смотри, смотри какие твердые у меня подушечки пальцев! Нет, ты потрогай, потрогай! Убедилась? То-то! А все из-за чего? Из-за того, что я шью день и ночь. Да, да, дорогая моя, день и ночь! Я вообще никогда не расстаюсь с иголкой. Зачем мне такая каторга, сама не знаю. Но ведь всем нужны платья, верно? Да и выбора у меня, прямо скажу, почти не было. Или шить, или готовить. Но если бы я стала готовить, то, бог свидетель, наверняка бы лопнула. – Миссис Фабрини хлопнула себя обеими руками по внушительных размеров животу и расхохоталась.
– Вот что я заработала, готовя для одного только мистера Фабрини. Представляешь, что бы со мной стало, если бы пришлось готовить каждый день на весь город? Да, да, дорогая моя, на весь город! И каждый день! Ну уж нет, лучше шить платья. Обшиваю всех, а себе так ничего сшить и не удосужилась. Все руки не доходят. Да и времени, прямо скажу, нет – то одно, то другое, то траурное платье, то свадебное, то еще какое… Платья-то всем нужны, верно? То-то! Ты сама откуда будешь?
