Кэтти Эмерсон - Слияние истерзанных сердец
– Чья? Мамина?
– Она одна. Мамина?
Томазина хотела было спросить, не она ли побывала у нее в комнате и оставила книгу открытой, но побоялась вернуть ее опять в сумеречное состояние души. У нее есть дела поважнее, чем книга Лавинии: она должна узнать, где ее сестра.
– Лавиния Стрэнджейс была большой искусницей, – сказала Вербурга.
Томазина была уверена, что она все соображает, пока старуха вновь не рассмеялась каркающим смехом.
– Пожалуйста, Вербурга, скажи, что сталось с моей сестрой!
– Никто лучше Лавинии не может готовить зелья. Большая искусница. Большая искусница, а?
Старуха постучала ногами по сундуку и вопросительно сверкнула глазами на Томазину.
– Да, матушка была большой искусницей, – ответила она.
Признание вышло горьким. Лавиния знала, как утишить боль в ногах, но чего ей это стоило? Она все время должна была увеличивать дозы. Ей требовалось все больше ее зелий, и Томазина не сомневалась, что в конце концов она сама себя ими убила.
– Где книга Лавинии?
Томазина заглянула в хитрые старые глаза и задумалась. В их разговоре подразумевалось гораздо больше, чем она догадывалась, и книга Лавинии тоже играла тут свою роль. Хорошо, что она успела ее спрятать.
– Она в надежном месте. Я не могу взять ее сейчас.
Вербурга завыла.
– Ты больна?
Вой становился все громче. Томазина поняла, что Вербурга думает, будто книга потеряна, – значит, это не она читала ее. Томазина не знала, что подумать, но она искренне сожалела, что расстроила беднягу.
– Я ее принесу.
Вой стих. Вербурга с сомнением уставилась на Томазину.
– Я тебе ее потом покажу, если ты ответишь на мои вопросы.
Вербурга ждала. Тщательно подбирая слова, Томазина сказала:
– У мамы был любовник после смерти батюшки. Я знаю, что она родила незаконную дочь, мою единоутробную сестру.
– Стыдно рожать ублюдков.
– Вот-вот! Матушка, верно, спрятала ребенка. Она ведь была умницей. И у нее были друзья. Она куда-то отослала девочку, да? Вербурга, моя сестра в деревне? Ее считают дочкой йомена?
Вербурга все еще сидела на сундуке, выбивая дробь на передней стенке.
– Лавиния умница. Ни один мужчина с ней не сравнится.
– Пожалуйста, Вербурга, помоги мне! Я зря сюда приехала? А куда тогда?
– Томазина, ты не должна уезжать.
– Значит, она здесь?
– Нам нужна книга.
– Хочешь получить ее в награду за ответы? Или ты меня не понимаешь?
Вербурга расплылась в улыбке, предоставляя Томазине выбирать тот ответ, который ей больше по вкусу.
– Я не уеду, Вербурга. Кто-то в Кэтшолме или в Гордиче должен был помочь Лавинии. Если девочка не умерла, она наверняка тут или в одном из других поместий Блэкбернов. – Томазина не сводила глаз с Вербурги, не понимая, в своем она уме или нет. – Джон Блэкберн – отец ребенка?
Вербурга снова что-то забормотала, не обращая внимания на вопрос Томазины.
Томазина вспомнила портрет Джона Блэкберна. Красивый, властный. Лавиния наградила его улыбкой, при виде которой женщины задумываются о темных спальнях. Разве не Блэкберн платил ей все эти годы? Не похоже на вознаграждение гувернантки.
Пытаясь пробиться к разуму старухи, Томазина стала размышлять вслух:
– Сестра младше меня. Наверное, она родилась до падения матушки. Значит, сейчас ей может быть от десяти до двадцати. Иокаста Кэрриер не в счет, но кандидаток все равно хоть отбавляй. Может быть, Агнес?
Вербурга насторожилась.
– Ты меня слышишь, Вербурга?
– Она идет.
Констанс Раундли ворвалась в комнату, даже не подумав постучать. Она не обратила никакого внимания на Томазину и направилась прямо к Вербурге.
– Вот ты где, старая карга! Сколько раз я тебе говорила не болтаться по дому?
– Она мне не мешала.
Констанс удостоила Томазину быстрым взглядом.
– Не выгораживайте ее, а то она Бог знает что еще натворит.
Вербурга переводила взгляд с одной на другую и хмурилась в растерянности.
– Лавиния! Где Лавиния? Она оставила вместо себя дочь.
– Оставила, оставила. – Констанс схватила старуху за руку и потащила ее вон из комнаты. – Мы уходим, Вербурга. Попрощайся с мисс Стрэнджейс.
– Всего доброго. Доброй ночи. Доброе утро.
Дверь за ними захлопнулась, и Томазина вновь осталась одна в бывшей спальне своей матери. Она еще долго слышала бормотание Вербурги, постепенно стихавшее в коридорах господского дома.
Марджори не нравилось, что ее сын нервничает. Она не сомневалась, что страда идет как надо, а то и лучше, чем когда управляющим был ее муж. Даже погода помогала Нику.
Он пришел, когда она уже легла в постель, но еще долго мерил шагами комнату. И вдруг ударил кулаком по оконной раме. Окно с треском открылось, и наступила тишина. Ей легко было представить, как он стоит в лунном свете, жадно глотая ночной воздух. Потом он наверняка поднял голову и стал смотреть в сторону Кэтшолма.
У нее даже мысли не возникло вылезти из теплой кровати, как ее ни одолевало любопытство. Пусть мужчина побудет один, если ему так хочется. Было время, когда ей хотелось понять, но она не понимала его отца.
Иокаста зашевелилась в постели и встала. Потом ее шаги зазвучали на лестнице. Обрадовавшись, что видит отца, она бросилась ему на шею.
– Ты не пришел к ужину. А мы тебя ждали!
– Я сказал, что постараюсь. Но не получилось.
Медленно, чтобы поменьше шуметь, Марджори подвинулась к краю кровати, которую делила с внучкой, и потянулась за шалью. Она хорошо слышала, о чем говорили внизу.
– Я скучала по тебе! Мы все ждали и ждали тебя, пока у меня в животе не забурчало так, что соседи, наверное, услышали. Бабушка заставила меня поесть.
– А иначе ты бы голодала?
– Голодала.
Марджори спустилась вниз и увидела улыбающегося сына, который, обхватив дочь за талию, поднимал ее вверх и заглядывал ей в глаза. Сделав вид, что Иокаста слишком тяжела для него, он как будто чуть не уронил ее и, усадив благополучно на скамью, надавил ей пальцем на кончик носа.
– Вот так-то, мисс. Быстро в постель! Уже поздно.
– Ты тоже давай в постель!
– И я тоже, только немного попозже.
– Ник, послушайся совета дочери!
– Сейчас, мама. Вы обе идите. Жаль, что я вас разбудил.
– Беги наверх, Иокаста.
– Я совсем не хочу спать! – Иокаста прикрыла рот ладошкой, чтобы Ник не видел, как она зевает. На бабушку она не обращала внимания. – Ты ужинал с мисс Стрэнджейс?
Ник потемнел лицом, но ненадолго, так что даже Марджори не поняла, показалось ей это или нет.
– Ты знакома с мисс Стрэнджейс?!
– Она такая красивая!
– Откуда ты знаешь? – спросил он, заглядывая ей в лицо, а потом внимательно посмотрев на мать.
