Сюзанна Баркли - Мятежный рыцарь
– Мне такое и в голову не могло прийти! – Элис отодвинулась от него. – Всем большое спасибо, – вежливо поблагодарила она. – Я сделала для раненых то, что смогла, и не заслужила подобной чести.
Снова раздались радостные возгласы, и все расселись по своим местам. Бертрам проводил Элис к высокому столу, стоявшему под углом к остальным.
Говейн шел следом и отмечал про себя ее умение держаться: ни словом, ни жестом монашка не показала, насколько ей претит запах немытых человеческих тел. Говейн давно притерпелся к этой вони и почти не замечал ее, занятый массой неотложных дел.
Но после ужина он обязательно поговорит об этом с Бертрамом! А пока что он наблюдал за Элис.
С гордой осанкой, словно королева, она шла между столами, плавно покачивая бедрами. Она не может быть дочерью простолюдина, все в ней выдает высокородную даму. И это-то было ему особенно ненавистно. Казалось, именно поэтому огонь желания должен был погаснуть, но ничего подобного не произошло. Говейн отметил, что своим спокойным достоинством монашка похожа на его мать, и от этого сладко защемило сердце.
Бертрам подвел почетную гостью к ее месту, поклонился и поспешил на кухню дать указания поварам, оставив Элис на попечение Говейна.
– Вы хорошо сказали, леди Элис, – тихо проговорил он, помогая ей сесть на грубо сколоченную скамью.
– Благодарю. Я уже сообщала вам, что не всегда была монахиней.
– Но то, что вы знатная дама, не говорили.
– Вы произнесли это так, словно быть знатной дамой позорно.
– Для меня и для тех, кто здесь находится, – да!
– Это из-за Ранульфа? Но не вся знать похожа на него.
– Так же как не все мятежники – злодеи.
– Но свои обещания они не выполняют.
Говейн раздраженно вздохнул:
– Я отпустил бы вас, но вы слишком многое успели здесь увидеть.
– Я никому не расскажу, – заверила Элис.
– Доверять вам полностью невозможно. Слишком много неясного. Например, почему вы в перчатках? Может, прячете там план расположения нашего горного лагеря?
Она вскинула голову.
– Я никогда себе этого не позволю! Да и потом – я не знаю, где мы находимся, ведь во время пути сюда я ухаживала за Аистом. Мальчик едва не умер, поскольку по вашему приказу мы что было мочи неслись по ухабам…
– Нам надо было спешить.
– Я знаю, что вы не бессердечный! Я видела сострадание в ваших глазах, когда вы смотрели на раненых. Простите, мне не следовало набрасываться на вас с упреками…
Говейн был поражен. Чтобы женщина извинялась? Судя по всему, это разумная и здравомыслящая особа.
– Вы мне не верили, а я к этому не привыкла, поэтому и вышла из себя.
– Я тоже не привык к недоверию, – признался он, с интересом взглянув на нее.
Элис оглядела шумную компанию и печально улыбнулась:
– Они напоминают мне родной дом и наших людей. Мама часто сравнивает их с выводком резвых щенят, которых порой трудно унять, но все равно их любишь.
– Что у вас за семья? Вы к ней очень привязаны?
– Вы их не знаете.
– Боитесь, что я попрошу за вас выкуп?
– Они не богаты, и много вы не получите. Вот врушка, подумал Говейн, да к тому же и неумелая. Ее выдал взгляд выразительных глаз и румянец на щеках. И он решил пока больше не расспрашивать Элис про семью. Он все равно узнает, откуда она родом и почему скрывает свое имя.
– Не все мятежники – безжалостные бандиты. Некоторые – богобоязненные люди, неумышленно нарушившие закон.
– Но если законы не соблюдать, то воцарится беспорядок.
– А что делать, если те, кто обладает властью, сделали законы выгодными прежде всего для себя, а не для тех людей, кого они обязаны защищать?
– Тогда… тогда следует обратиться к сюзерену, даже к королю, если необходимо, – спокойно ответила Элис.
– У короля нет времени для таких, как мы, – горько бросил он.
– А вы пытались к нему обратиться?
– Да. Нас ведь вынудили стать мятежниками.
– Ранульф?
– И другие знатные господа. Я писал к друзьям отца о том, что происходит в Истэме, спрашивал их о Малпасе. – Говейн также молил их сообщить хоть что-нибудь о его матери, о том, была ли она законной женой отца. – Они мне не поверили. – Говейн заметил, как внимательно и по-доброму смотрят на него умные темно-голубые глаза, впитывая каждое его слово. Таких потрясающих глаз он еще не видел ни у кого. Они как глубокие заводи, где можно утонуть. Хорошо, что эта женщина не создана для таких, как он.
– Будете есть суп, сестра Элис? – Перед ней стоял повар, его толстое лицо сияло от гордости.
– Да… конечно.
Он налил ей в миску жидкого супа.
– Мы хотели попотчевать вас хорошим ужином, сестра. Попробуйте этот суп. Надеюсь, он вам понравится.
– Пахнет восхитительно, мастер Перси, – Элис взяла деревянную ложку, зачерпнула дымящегося супа и поднесла ко рту. Не ожидая, когда остынет, она начала есть. – Очень вкусно, – сказала она и опорожнила миску с быстротой, которой позавидовал бы и Дарси.
Улыбающийся Перси налил суп Говейну и удалился. В зале наступило молчание. Было слышно только чавканье сотен голодных ртов.
Говейн ел, не спуская глаз с остальных. Это была первая горячая еда за долгое время, и удовольствие, испытываемое им, почти возместило понесенные ради этого потери.
Сестра Элис, уничтожившая свою порцию со скоростью, не свойственной леди, посмотрела в пустую миску и заметила:
– Что бы сказала мама, увидев, как я набросилась на еду? Но мне кажется, что я не ела целую вечность. – И осведомилась: – А какое следующее блюдо?
– Следующего не будет.
Элис покраснела, так как в животе у нее забурчало.
– Даже хлеба?..
Говейн отрицательно помотал головой. Ему было любопытно наблюдать, как эта девушка справляется с неприятностями: не требует, не негодует и не плачет, а просто принимает все как должное.
– Будут овсяные лепешки.
– Я их никогда не пробовала. Они вкусные?
– Немного жесткие.
– Но… но ведь есть же солонина и другие продукты… их целые повозки, я сама видела!
– Мы должны растянуть продовольствие на очень долгое время, иначе умрем с голоду.
Появились девушки с корзинками овсяных лепешек, и все радостно закричали. Крики переросли в рев, когда Перси объявил, что лепешки с маслом.
Сестре Элис подали первой. Большая плоская лепешка была еще теплой. Элис помазала ее маслом и с улыбкой поблагодарила, но есть не стала.
– Когда они пропитаются маслом, то вполне съедобны, – заметил Говейн, откусив от своей порции.
– Я уверена, что это вкусно, но она застрянет у меня в горле. – Элис встала, подошла к столу Бертрама и, разломив лепешку на четыре части, раздала ее детям. Затем вернулась на свое место.
