Вера Крыжановская - Болотный цветок
В этих слезах застала ее няня. Авдотья Мироновна испугалась расстроенного вида Марины и стала расспрашивать, что случилось.
Никогда еще Марина не чувствовала в такой степени своего одиночества и потребности поделиться с кем-нибудь горем; теперь у нее не хватало больше сил скрывать и молчать.
— Побожись, няня, что никому не выдашь то, что я тебе скажу, — пробормотала она, обнимая за шею няню.
И когда старуха истово помолилась перед образом, Марина, задыхаясь, рассказала ей все, что произошло.
У Авдотьи Мироновны голова тряслась от волнения, пока она слушала ее.
— Ах, проклятая, — с ненавистью ворчала старуха. — И ты, моя голубка, должна теперь расплачиваться за чужие грехи, чтобы избавить от срама и горя барина? Болезная ты моя, в недобрый, знать, час родила тебя мать! Но Христос и Пресвятая Владычица видят твою дочернюю жертву и благословят тебя. Будь спокойна, твоя старая нянька никому ничего не выдаст до самой могилы, а будет Бога молить, чтобы Христос сохранил тебя.
Взяв Марину за руку, она повела ее к образам и стала с нею на колени.
— Молись Создателю, чтобы Он поддержал тебя, — строго, с полной верой сказала старуха.
Горячий молитвенный порыв успокоил Марину, вселив в нее уверенность в благословение свыше.
Но и на другой день это спокойствие не покидало Марину. Ее прекрасное бледное, задумчивое, по обыкновению, личико было естественно взволновано, когда ее позвали в гостиную, где был граф, а отец взял ее руку и вложил в руку Земовецкого, сказав, что дает свое согласие.
Затем отец уехал на службу, отложив обсуждение разных подробностей до после обеда, и жених с невестой остались одни.
Несколько минут царило неловкое, томительное молчание.
Граф был бледен, и его красивое лицо тоже было взволновано. Каким-то странным взглядом глядел он на опущенную головку Марины. Овладев наконец собой, он схватил руку невесты и поднес к своим губам.
— Простите, что я подобным образом вторгаюсь в вашу жизнь, но, верьте мне, я сделаю все возможное, чтобы быть достойным счастья называть вас своей женой. Я не осмеливался до сих пор думать о вас, но разве можно видеть и не полюбить вас? Клянусь, что безумство, о котором я искренне сожалею, было последним.
Марина вздохнула.
— Верю вам. Так соединим наши лучшие побуждения, чтобы с достоинством выполнить тяжелую для обоих задачу: вы женитесь на мне, чтобы спасти честь вашей кузины, я выхожу за вас, чтобы сберечь счастье и спокойствие отца. Только будущее покажет, одолеем ли мы с вами трудности взятых на себя обязанностей. Но я полагаю, что с глазу на глаз мы не обязаны лгать и разыгрывать несуществующую любовь, потому что основа нашего брака глубоко унизительна для моего женского достоинства. Однако, в свою очередь, обещаю честно выполнить свой долг и не требую от вас ничего, кроме уважения.
— Ваше желание для меня закон.
— Еще одна просьба, граф. Вы понимаете, как трудно играть мою роль, чтобы отец ничего не заметил; поэтому мне хотелось бы сократить, насколько возможно, настоящее положение.
— Понимаю. Я уеду в Чарну под предлогом устройства дома к вашему приезду. Однако мой отъезд надо обставить так, чтобы это не походило на бегство.
Марина утвердительно кивнула головой.
— Я покорюсь неизбежному, конечно, а потом и сама думаю поехать на некоторое время к тетке игуменье. Надеюсь, что отец ничего не будет иметь против этого.
На обед собрались кое-кто из близких знакомых, и помолвка была объявлена; пили за здоровье жениха и невесты и трунили над сконфузившейся Мариной, когда граф должен был поцеловать невесту. Павел Сергеевич был так весел и оживлен, что Марина глядя на него осталась довольна: при восторженности ее натуры, в эту минуту жертва казалась ей легкой.
Вечером решили, что свадьба будет через два месяца, и что через неделю граф уедет в Чарну.
Как ни тяжело было Марине наступавшее время, но она старательно выдержала свою роль счастливой невесты. Ее траур мешал пышно отпраздновать помолвку, а в интимных кругах она весело принимала поздравления. Юлианна тоже была довольна и счастлива, по-видимому, старательно занималась изготовлением приданого и часами таскала падчерицу по магазинам.
Самыми тяжелыми были вечера, которые жених и невеста проводили вместе. Хотя Станислав старался по возможности сгладить неловкость отношений, занимая Марину видами Чарны, рисуя ей планы их будущего помещения и подробно обсуждая устройство и меблировку комнат. Против таких бесед Марина ничего не имела и охотно обсуждала разные вопросы такого рода.
V
Замок Чарна (Черный) был построен еще в XVI столетии. Его мрачная, внушительная громада с тремя островерхими башенками стояла на высоком холме.
Вначале Чарна была укрепленным замком, но со временем валы и стены ограды были срыты, а рвы — засыпаны, и теперь замок окружал громадный, тщательно содержащийся парк, по которому протекала порожистая речка.
Наружный вид замка тоже претерпел изменения. К главному зданию был пристроен новый флигель, не подходивший вовсе к общему феодальному виду постройки: широкая терраса с колонками в итальянском стиле с большим венецианским окном.
Старая графиня не любила, впрочем, эту новую постройку, а занимала помещение около одной из древних башен и восстановила, по возможности, все, что напоминало о прошлом.
После обеда в примыкавшей к спальне графини гостиной сидели она и граф Станислав. По их раскрасневшимся лицам сразу было видно, что разговор был бурный.
Графине Земовецкой было за шестьдесят, но она так хорошо сохранилась, что на вид вряд ли ей можно было дать больше пятидесяти. Фигура была рослая, даже массивная, цвет лица чуть красный, как у полнокровных людей; с сильной проседью волосы спускались двумя прядями на уши; сухие, угловатые черты и тонкие сжатые губы носили отпечаток чего-то жестокого и надменного, а в черных проницательных глазах светилась смесь злобности и слащавого притворства. Теперь она глядела на внука сердито сдвинув брови.
— Повторяю тебе, Стах, твое поведение непозволительно. Можно ли быть до того легкомысленным, чтобы связаться с родственницей? Мало ли Женщин помимо этой негодной Юлианны? Пожалуйста, не возражай! Юлианна ничего не стоит, иначе она не пошла бы замуж за «москаля». Ясно, что в этом «схизматичном» доме ее душой не руководят надлежащим образом, а то она не сошлась бы со своим двоюродным братом и не стала бы, для прикрытия всей этой грязи, придумывать новую подлость — женить тебя на «москальке», давая, таким образом, будущим графам Земовецким мать-еретичку…
