Мэри Бэлоу - Верю в любовь
Они добрались до «Посоха и дубинки», и Нора стала подниматься по лестнице впереди Ричарда. Глупо было вообще участвовать во всем этом: в ужине, танцах, коротком свидании в летнем домике. Вальс…
Ах этот вальс! Ослепительное счастье, когда она забыла обо всем, кроме музыки и лунного света. И человека, с которым танцевала.
И фейерверка. Свет, цвета, звуки и запахи… И объятия мужчины, с которым они любовались ослепительным зрелищем. Очарованные и завороженные.
Глупо было так безоглядно отдаваться всему этому, забыв о необходимости держать оборону. Но теперь все события дня неизбежно вели к ночи, ночи, которую придется провести с Ричардом в одной комнате, ворочаясь на жестком полу, хотя сон был бы невозможен даже на мягчайшей перине. А ночь неизбежно ведет к завтрашнему утру, когда он отправится своей дорогой, а она сядет в дилижанс.
В их комнате не были задвинуты оконные занавески. Ночь выдалась светлой, и все было видно без свечей.
– Я лягу там, – бросила Нора не оборачиваясь. Она выбрала темный угол за умывальником. Ничего страшного. Она укроется плащом, а саквояж послужит подушкой.
– Ты будешь спать на кровати, – властно объявил Ричард. В его голосе отчетливо слышалось нетерпение.
– О нет! – воскликнула Нора, оборачиваясь. – Ты вовсе не обязан быть настолько галантным. Это твой номер. Я благодарна уже и за то…
– Нора, – тихо сказал он.
Она и не подозревала, что Ричард стоит близко, так близко, что ощущался исходивший от его тела жар.
Пришлось откинуть голову, чтобы взглянуть в его глаза.
Нора судорожно сглотнула.
Его пальцы легонько коснулись ее щеки. Нора зажмурилась и не сдвинулась с места.
– Нора, – выдохнул Ричард.
Его губы оказались мягкими и теплыми, а ее собственные задрожали от прикосновения. Но она не отстранилась, как следовало бы порядочной женщине. Потому что к полу ее пригвоздило безумное желание.
– Прикажи мне остановиться, – пробормотал Ричард ей в губы. – Если хочешь, чтобы я остановился. Я обещал, что не трону тебя.
Однако она предпочла бы стоять и ждать. Предоставить действовать ему. Никаких решений, никакой ответственности. И некого винить…
Прежняя Нора, зависимая и покорная всем мужчинам в ее жизни, если не считать того короткого восстания, для победы в котором у нее не хватило сил, была точно такой. Но она уже не та девочка. Теперь у нее есть выбор. И только она может его сделать!
Она положила руки ему на плечи:
– Только не останавливайся…
Может, все так и было предназначено судьбой, когда они встретились сегодня утром? Или с того момента, когда коляска Ричарда выехала со двора гостиницы в ту минуту, когда туда въезжал экипаж? Или с той минуты, когда она наконец вышла из дома миссис Уизерспун с саквояжем в руке и билетом на сегодняшний дилижанс? Или с того часа, как…
Но стоит ли гадать? И как насчет последствий?
Она сказала «не останавливайся», и теперь ее жизнь навсегда изменится так, как она даже не мечтала. Но она сказала это сознательно и по собственной воле. Ведь она хотела этого. Не так ли? И с ней останутся воспоминания о сегодняшней ночи и сегодняшнем дне, которые, стоит надеяться, затмят воспоминания о кошмарных событиях их свадьбы.
Отныне она больше никогда не будет ненавидеть его. Что бы ни случилось, она больше никогда не будет ненавидеть его.
Его губы выжгли дорожку на горле и плече, пальцы расстегивали платье и стягивали вниз. Нора вздрогнула, но не от холода. Ричард на секунду поднял голову, снял длинную нитку бус и уронил. Они глухо стукнулись об пол. В полутьме их взгляды встретились, и они улыбнулись друг другу.
И Нора почувствовала, что пропала. Потому что это не было равнодушным упражнением в чувственной страсти. Остались только Ричард и она. А она никогда… о Господи, никогда не переставала его любить…
Ненавидеть и любить.
Но всегда, всегда на первом месте была любовь.
Когда-то Ричард, проходя мимо, улыбался, и она, совсем еще девочка, влюбилась в него. Теперь он снова улыбался ей в темноте спальни.
Он обнажил ее грудь и взвесил на ладонях. Его пальцы играли с нежными холмиками, перекатывали затвердевшие соски. Резкая, мучительно-сладостная боль стрелой пронзила Нору: от ямочки между ключицами, до треугольника внизу живота. А потом ее платье и сорочка соскользнули вниз, к ногам.
Ричард встал на одно колено, чтобы скатать и снять ее чулки. Нора возложила руки на его голову, словно благословляя, и поднимала ноги по очереди.
Он поцеловал высокий подъем ее ступни, щиколотку, нежную внутреннюю поверхность бедра. Встал, провел ладонями по ее ногам, бедрам и талии, прежде чем обнять ее и прижать к себе. Их губы снова встретились. На этот раз он был требователен, настойчив, жесток, пока она не приоткрыла губы, пока его язык не проник в ее рот. И Нора льнула к нему, слабея от желания. Она сама не понимала, почему ей пришло в голову, что надо бы тоже раздеть его. Ведь она так мало знала о мужчинах! Но было что-то великолепное… нечто непереносимо эротичное в том, как она, совершенно голая, припадала к Ричарду, который был еще полностью одет.
– Ложись, Нора, – попросил он, откинув покрывало одной рукой и обнимая ее другой.
Она легла на спину. Он наклонился над ней и, продолжая целовать в губы, ухитрился стащить с себя фрак и развязать узел шейного платка. Тогда она стала помогать ему, расстегнув и спустив с плеч рубашку. Снова встав, Ричард принялся снимать брюки.
Боже, как он был красив! Нора не могла насмотреться на него в лунном свете, льющемся в окна. Намного красивее, чем был когда-то! Широкоплеч и мускулист.
А может, она так считала лишь потому, что смотрела на него глазами женщины, а не девочки? Она ясно помнила, что называла его красавцем, потому что тогда он был строен и грациозен. И смеялся над ее словами, прежде чем похоть поглотила их обоих. Они с оптимизмом юности начинали супружескую жизнь.
Теперь они снова были в постели, и Ричард снова ласкал ее руками и губами, на этот раз как искушенный в любовных играх мужчина. А она руководствовалась только слепыми инстинктами, но жадно ласкала его и, как музыку, слушала стоны желания и наслаждения.
Но скоро все ее тело запульсировало почти болезненной потребностью.
– Ричард, – прошептала Нора, – Ричард…
Его имя звучало мольбой.
– Да, – ответил он. – Да.
И придавил ее к матрацу всем своим немалым весом, прежде чем раздвинуть коленом ее ноги. Нетерпеливо сжал ягодицы, приподнял и вошел в Нору, твердый, напряженный и сильный, наполняя и растягивая ее. Она прикусила губу в ожидании боли. Боли не было.
Ричард вытащил из-под нее руки, оперся на локти, чтобы не раздавить Нору, и стал двигаться в ровном, медленном ритме.
