Барбара Картленд - Выбираю любовь
Оправившись от неожиданности, констебль ухватил Виолу за руку, и вскоре она уже шагала по улице вместе с остальными женщинами, которых сопровождали полицейские.
– Произошло недоразумение… Нет, нет, я не с ними!.. – бессвязно начала лепетать Виола, но в тот же момент поняла, что рассыпавшиеся, воззвания свидетельствуют против нее, а значит, отпираться глупо.
Слова замерли у нее на устах. Только тут до Виолы дошло, кто толкнул ее и таким образом послужил причиной ее ареста.
Обернувшись, она увидела леди Брэндон. Лицо этой достойной дамы выражало полный триумф.
Полицейская машина, известная под названием «черная Мария», уже ждала суфражисток в конце Даунинг-стрит. Забираясь в нее, женщины совсем не выказывали страха, пересмеивались и поздравляли друг друга с успехом.
– Я даже не предполагала, что нам удастся подойти так близко к дому премьера, – заметила молодая дама, сидевшая рядом с Виолой.
Голос ее звучал приятно, да и сама она была очень хорошенькая. На ней было дорогое платье, так же как на другой леди, которая сидела неподалеку на скамье. Когда она вступила в разговор с первой, сразу стало ясно, что эта дама тоже принадлежит к образованным слоям общества.
– Еще месяц назад на званом обеде я сказала премьер-министру, что мы не дадим ему покоя, пока не добьемся своего.
Остальные женщины, услышав эти слова, рассмеялись.
– Жаль, что нам не удалось разбить окно его кареты!
– Ничего, никуда он от нас не денется! Обидно, что не Герберт Асквит приехал первым… Уж этот тип заслуживает самых суровых мер!
– Да их всех надо расстрелять! – страстно воскликнула дама, сидевшая неподалеку от Виолы. – Рано или поздно им все равно придется нас выслушать, даже если это придется им не по нутру…
Да уж, конечно, им все это не нравится! – со смехом согласилась с говорившей другая дама. – Разве мужчина захочет выслушать от женщины что-нибудь, кроме лести в свой адрес?..
– А вот этого я поклялась никогда больше не делать! – энергично воскликнула симпатичная блондинка. – По-моему, все мужчины – настоящие животные, и чем раньше им это сообщить, тем лучше!
В голосе говорившей женщины чувствовалась неприкрытая злоба. В этот момент дама, сидевшая напротив Виолы, обратилась к ней с вопросом:
– А вот вас я раньше не видела. Как ваше имя?
– Виола Брэндон.
– Ах, ну да, конечно! Падчерица Мейвис… Она говорила мне о вас. Ну что ж, мы очень рады приветствовать в своих рядах еще одну страдалицу за правое дело!
Виолу так и подмывало сказать, что у нее нет ни малейшего желания становиться страдалицей, но, судя по настроению аудитории, ее вряд ли поняли бы. Кроме того, такое заявление бросило бы тень на леди Брэндон, а этого Виоле вовсе не хотелось.
Все сидевшие в «черной Марии» дамы были, казалось, весьма довольны собой и развитием событий.
Виола не могла отделаться от ощущения, что они ведут себя, словно непослушные ребятишки, забравшиеся в чужой сад и затем под покровом ночи втихомолку уплетающие свою добычу, причем больше всего их радует то, что они поступили наперекор учителю.
Путь до полицейского участка Вестминстера был недолог, и когда задержанные суфражистки начали подниматься по ступенькам, подгоняемые стражами порядка, дабы не вызвать ненужного ажиотажа со стороны прохожих, Виола почувствовала, что ей вот-вот станет дурно.
Она понимала, что в ней говорит страх, и в ту же секунду устыдилась – ведь, судя по настроению ее товарок, они вовсе не опасались того, что их ждало впереди.
Только сейчас, в полицейском участке, Виола поняла, что арестованных гораздо больше тринадцати – точнее сказать, по меньшей мере два десятка, – а значит, это была вовсе не депутация с целью подать петицию и налицо нарушение закона.
– Неужели нас только двадцать? – с негодованием воскликнула одна из суфражисток. – Жаль! На прошлой неделе было арестовано пятьдесят семь. Правда, тогда этим делом руководила Кристабель Панкхерст…
Виола промолчала. В глубине души она надеялась, что, раз их так мало, судья не будет слишком суров.
Впрочем, все могло обернуться и по-другому…
Поскольку был уже поздний вечер, задержанным объявили, что они проведут ночь в камерах и будут допрошены на следующее утро.
Камеры трудно было назвать комфортабельными. Правда, они оказались достаточно просторными, а потому в каждую заперли по десятку арестанток.
Впрочем, просторными они были лишь в представлении тюремщиков. На самом деле женщинам пришлось изрядно потесниться, но места хватало лишь на то, чтобы сидеть впритирку. О том, чтобы лечь или хотя бы устроиться удобно, не могло быть и речи.
По стенам камер стояли грубые лавки, но дамы-арестантки расположились на них с таким достоинством, словно это были мягчайшие диваны или кресла в их роскошных гостиных.
У одной леди оказались с собой мятные леденцы, и она пустила их по кругу. Другая, надушив носовой платочек духами из крошечного изящного флакончика, предложила своим подругам сделать то же самое.
– Не выношу тюремного запаха! – воскликнула она.
Виола от души с ней согласилась.
Действительно, в камере стояла невыносимая удушливая вонь – смесь запаха немытых тел и протухшей воды, сочившейся по скользким камням.
Пол, как ни странно, был чист, а вот забранное решеткой окно, расположенное под самым потолком, похоже, никогда не мыли, и света оно почти не пропускало.
Виола, впервые оказавшаяся в такой обстановке и не знавшая, чего ожидать в будущем, рискнула спросить свою соседку:
– Мы что, останемся здесь на всю ночь?..
– Ну разумеется! – энергично откликнулась та. – Надеюсь, вы как следует поели перед выходом из дому? А то ведь его величество относится к арестантам весьма негостеприимно – не дает ни есть, ни пить!
Виола вспомнила один-единственный сандвич и крошечные глазированные пирожные, которые она съела на приеме у маркизы Роухэмптонской, и подумала, что вряд ли это можно назвать сытным обедом.
Правда, есть ей пока не хотелось, зато вконец замучила жажда, вызванная отчасти страхом, а отчасти – духотой и вонью, царившими в камере, где на ограниченном пространстве было собрано довольно много людей.
И все же, как вынуждена была признать Виола, ей еще повезло – она оказалась рядом с женщинами, принадлежавшими к ее классу, а не с какими-нибудь пьянчужками, воровками или проститутками.
– Раз уж нас здесь заперли, то давайте хотя бы что-нибудь учиним, – предложила одна из узниц. – Мы можем, к примеру, начать выкрикивать наши лозунги. Надо же, в конце концов, дать им понять, чего мы хотим! Пусть видят, что нас не так легко сломить.
