Джейн Фэйзер - Возлюбленный враг
Алекс закончил разговор и проводил ее в столовую, плотно закрыв за собой дверь.
— Неужели была необходимость унижать меня? — Джинни накинулась на него, слишком сердитая, чтобы помнить о страхе.
— А это зависит от того, что считать необходимым, — спокойно ответил Алекс, беря стопку бумаг со столика. — Я достаточно натерпелся унижений от тебя сегодня. И мне показалось разумным потребовать небольшой платы. — Он нахмурился, пробегая глазами содержание одной из бумаг, и добавил слегка рассеянно: — Я также хотел тебе показать, что ты остаешься в моем подчинении. Поскольку ты предупредила, что сделаешь все, чтобы избежать положения подопечной парламента, я счел необходимым показать тебе силу моей власти. — Он подошел к двери. — Дикон?
Адъютант тут же появился и лихо отдал честь.
— Курьер, привезший письмо от коменданта Хэммонда, еще здесь?
— Да, полковник. Он в кухне. Я подумал, что вы, вероятно, захотите поговорить с ним.
— Вы правильно подумали, Дикон, Пришлите его ко мне.
— Прошу извинить, полковник. Я пойду в свою комнату, — холодно произнесла Джинни, направляясь к двери вслед за лейтенантом.
— Нет, не извиню. Мы оба останемся здесь до тех пор, пока ты не сообщишь необходимую мне информацию. — Он посмотрел ей прямо в лицо. — Мне очень жаль, но сейчас идет война. Ты можешь положить конец своим неудобствам в любой момент. Я хочу знать личность раненого мужчины, каким образом он получил ранение, где оба мужчины прятались и какие указания ты дала раненому. А потом ты расскажешь мне, что еще делала в прошедшие шесть месяцев.
— Зачем тебе знать это? — спросила Джинни, покрываясь от отчаяния холодным потом. — Ты ведь, наверно, видел нас со скалы. У тебя было достаточно времени для того, чтобы вызвать солдат, но ты позволил им уйти.
— Да, — согласился Алекс. — Я отпустил их из-за тебя. Если бы я вызвал подкрепление, вы все уже были бы на пути к Уинчестеру, и тогда я ничего бы не смог сделать для твоего спасения. А методы, которыми там добиваются показаний от заключенных, отнюдь не такие тонкие, как любой из моих. Твои друзья слышали бы, как ты кричишь, и ты слышала бы их крики. А после того как ты рассказала бы своим мучителям все, что знаешь, и даже то, чего не знаешь, лишь бы избежать боли, и когда единственным твоим желанием была бы смерть, они повесили бы тебя.
— Ты видел это? — Она в ужасе смотрела на него.
— Да, видел. И именно поэтому я не обреку тебя на такой удел, несмотря на твое предательство.
Раздался резкий стук в дверь. Джинни присела на край подоконника, замерзшая, голодная, обессилевшая и потрясенная услышанным. Где-то в глубине души она догадывалась, что ее может ожидать, но о таких вещах человек не позволяет себе думать. Алекс заставил ее представить все это, почувствовать нарастающую боль, услышать душераздирающие вопли изуродованного тела, ощутить шершавую петлю на своей шее.
Но она ничего не могла рассказать ему, не могла предать Эдмунда и других жителей острова, которые раньше помогали беглецам. Алекс отпустил Эдмунда и Питера из-за нее, но Эдмунда Вернея ищут, и ничто не может помешать Алексу предупредить своих сторонников по ту сторону залива. Ее кузен ранен и не может передвигаться быстро, а если они будут знать, где искать… А какая паника поднимется среди мирных жителей городка Баклерс-Хард при появлении там воинов парламента! Среди рыбаков и фермеров, которые оказывали помощь тем, кого она привозила.
Долгое утро все тянулось и тянулось. Алекс разговаривал с курьером коменданта Хэммонда, совещался с офицерами, писал рапорты, царапая гусиным пером по пергаментной бумаге. И все это время он не обращал внимания на фигуру, сидевшую на подоконнике. Один раз он вышел из комнаты. Вместо него вошел солдат с непроницаемым выражением лица и встал у закрытой двери. Полковник вернулся, и солдат покинул свой пост. Но вот она не могла уже терпеть и робко, тихим голосом попросилась в туалет. Алекс лишь кивнул и вызвал того же солдата в качестве сопровождающего. Офицеры и солдаты отводили взгляд, когда она возвращалась со своим бесстрастным и молчаливым охранником; ее присутствие старательно игнорировали, когда приходили к полковнику по делу. В полдень Алексу принесли миску супа, хлеб с сыром и кружку эля.
Со слезами на глазах наблюдая за тем, как он ест, Джинни вспомнила, что не ела со вчерашнего полудня. Ее ужин, наверное, все еще лежал нетронутым в спальне — прошлой ночью произошло такое, отчего мысль о еде утратила свою важность. Как и мысль о сне. Но сейчас она смертельно устала. Ей просто необходимо прилечь, пусть хоть на пол. Соскользнув вниз, Джинни свернулась калачиком, положив голову на руки.
— Нет, Джинни. Тебе разрешено спать, только сидя на подоконнике. — Алекс нагнулся над ней, поднимая на ноги. Его голос казался ее растерянному, полному отчаяния рассудку неуместно нежным, но и неумолимые нотки были отчетливо слышны. — Я хочу, чтобы это поскорее кончилось, — тихо продолжал он, поддерживая ее обмякшее тело. — А когда ты расскажешь мне все, то вымоешься, поспишь и поешь, и мы с тобой начнем все заново, зная кто мы и что мы.
Мысль была завораживающей, ей почти невозможно было противостоять. Имя Эдмунда уже готово было сорваться с ее губ, но внезапно она вспомнила о тюрьме Уинчестера, и во рту все пересохло. Джинни снова села на подоконник. Но постепенно дрема охватила ее, голова склонилась на грудь, день казался бесконечным, и она уже не понимала, что происходит во сне, а что наяву. Где-то настойчиво повторялся сигнал горна, и перед ее глазами возникала картина боя. Земля была усеяна телами убитых и раненых, и она шла между ними, разыскивая… все время кого-то разыскивая. Отца?.. Эдмунда?.. Но она искала не среди сторонников короля, а среди людей Оливера Кромвеля…
Чья-то рука коснулась ее плеча, и Джинни, испуганно вскрикнув, очнулась от оцепенения. Она поняла, что смотрит в глаза человека, которого искала. За окном уже наступила ночь.
— Джинни, милая, ты должна все рассказать. — Он говорил тихо и настойчиво. — Мне невыносимо видеть тебя такой, но я должен знать. Я обещаю сохранить его имя в тайне, никому не скажу о побеге, но это война, любовь моя. Мне необходимо знать, как ты это делала и как часто. Я должен предотвратить новые побеги. Ты ничем не рискуешь, рассказав мне, ведь ты уже не сможешь продолжать это дело. Но другие будут пытаться и, ничего не подозревая, сами попадут головой в петлю, если я сразу не дам ясно понять, что побег с острова невозможен. Если я узнаю подробности, то выпущу предупредительный манифест. Никто не пострадает от того, что ты мне расскажешь, если только не нарушат предупреждение.
