Лора Бекитт - Запретный рай
На мгновение Эмили прижала ладони к пылающим щекам, а потом сложила их, словно в молитве.
— Я не могу бросить Атеа! Ведь он сам предложил обвенчаться со мной по христианскому обряду!
— Скажите, он носит крест?
Поколебавшись, Эмили призналась:
— Нет.
— Вот видите. С этого и надо начинать. Не думаю, что он был искренен, как перед Господом, так и перед вами. Возможно, он просто использует вас, о чем я уже говорил!
— Использует меня? Каким образом? Я — никто. Обычная женщина даже в представлении полинезийцев!
— Вы неправы. Мне бы не хотелось об этом говорить, но, похоже, правительство собирается всерьез взяться за покорение Маркизских островов. Если наши солдаты высадятся на Хива-Оа, белая жена вождя может послужить хорошим залогом, вернее заложницей…
— Атеа никогда бы не пришли в голову подобные мысли!
— Вы его не знаете. Вы приписываете ему те качества, какие хотите видеть в своем возлюбленном. Недаром он бросил знатную девушку, с которой сговорился о браке! На то должна быть веская причина.
Эмили вскинула голову.
— А если эта причина — любовь?
— Дитя мое, туземцы не умеют любить в том смысле, в каком мы понимаем это слово. Должно быть, вы слышали болтовню про ману? Местные вожди только и делают, что заботятся о том, как бы не потерять ее, увеличить и укрепить. Женитьба на белой женщине возвысит Атеа, ибо о таком тут еще не слыхивали. Жажда славы и власти — враг простых человеческих отношений. К сожалению, полинезийцы, как и белые, тоже страдают желаниями, сжигающими душу.
Эмили не верила. Не хотела верить. Она вспоминала слова отца о зрелости духа. В таком состоянии человек отделяется от материального мира, отрешается от всего притворного и наносного. Такую вершину нелегко покорить. Это случается и в юности, хотя и очень редко. Но сейчас Эмили чудилось, будто с ней произошло именно это, что она ясно видит свою цель и знает свой путь.
Атеа спас ее от сердечного одиночества, от бесцельности существования, он, словно орел, распростер над ней широкие крылья, чтобы защитить от невзгод и бед.
— Значит, вы не согласны нас обвенчать?
— Нет. Только в том случае, если сюда явится ваш отец и попросит меня об этом.
— Это невозможно, я уже говорила, что мой отец остался на Тахуата. Но… я могу прислать к вам Атеа. Поговорите с ним.
— Мне не хочется с ним говорить. Тем более, я боюсь сорваться и сказать ему то, что не приличествует моему сану, — ответил священник и поднялся с места. — Ступайте. Если вам понадобится помощь, вы знаете, где меня найти. Можете остаться здесь прямо сейчас — я готов вас приютить.
Она покачала головой.
— Вы отказались мне помочь!
— Потому что не хочу губить вашу жизнь. Возвращайтесь в Париж! Все забудется, и вы будете думать не о том, что потеряли, а о том, чего вам удалось избежать. Мне не хочется нарушать приличия в разговоре с вами, но… надеюсь, вы не согрешили с… дикарем?
Эмили покраснела под его пристальным взглядом, но сжала губы и промолчала. Священник кивнул.
— Если даже и так, я готов закрыть на это глаза, и Господь, уверен, тоже вас простит. Я не прошу покаяния, только остановитесь! Между вами пропасть, которую нельзя преодолеть! Еще никому не удавалось перехитрить судьбу.
Девушка встала, поправила волосы, отряхнула платье и расправила плечи.
— Я попытаюсь.
Когда Эмили уже была на пороге, отец Гюильмар сказал:
— Кстати, мадемуазель Марен, поинтересуйтесь у вашего избранника, как давно он в последний раз ел человеческое мясо? Жители отдаленных островов считают его деликатесом.
Эмили ничего не ответила. Она вышла на крыльцо и тихо прикрыла за собой дверь.
Она не знала, что и как сказать Атеа, и не слишком хорошо понимала, что им теперь делать.
Эмили медленно брела обратно. Горизонт порозовел, волны были одеты алой парчой и белоснежными кружевами. Она не думала, что прошло столько времени. Значит, эту ночь они с Атеа еще не встретят мужем и женой!
Когда она вошла в хижину, юноша сразу все понял.
— Он тебе отказал. Давай с ним поговорю я!
— Отец Гюильмар не хочет тебя видеть. Он оскорблен тем, что ты не позволил миссионерам высадиться на Хива-Оа.
Во взоре Атеа появилось что-то обжигающее.
— Они делают то, чего не делаем мы: вторгаются в чужую жизнь, заражают нас неизлечимыми болезнями, свергают неугодных вождей. Почему я должен их принимать, как дорогих гостей? Белые люди так и не смогли доказать, что их вера сильнее нашей. Они думали, что я помогу им завоевать мой народ, надеялись, что я соблазнюсь их обещаниями и подарками. А я просто взял от них то, что мне было нужно, и ушел. Теперь я знаю их язык, умею считать их деньги, владею их оружием и никогда не позволю себя обмануть!
Эмили подавленно молчала, и молодой вождь спросил:
— Что еще он тебе сказал?
— Отец Гюильмар велел мне поинтересоваться… как давно ты ел… человечину!
— Вообще не ел. Я сын арики, и у нас всегда было вдоволь свинины, — ответил Атеа, а после заметил: — Разве я могу хорошо относиться к человеку, который думает обо мне такие вещи?!
— Еще он сказал, что в сезон дождей ваши хижины заливает вода.
— Неправда. С чего бы нам мокнуть! Мы пропитываем тапу маслом или древесной смолой и покрываем ею стены жилищ. А сами носим накидки, которые не пропускают влагу.
— Отец Гюильмар уверял, что я больше никогда не прочту ни одной книги, что у меня не будет самых обычных вещей!
— Корабли, пристающие к Нуку-Хива, привозят самые разные товары. А на жемчуг можно выменять что угодно. Я прикажу выстроить для нас деревянный дом. У тебя будет все, что ты пожелаешь.
Атеа обнял ее, и Эмили поняла, что он прикасается к ней так легко и непринужденно и вместе с тем властно, будто она давно принадлежит ему. Он с самого начала решил, что так будет, и никуда ее не отпустит.
— Ты веришь мне или ему, Эмалаи?
Девушка постаралась, чтобы голос не дрогнул:
— Конечно, тебе.
— У нас есть еще один выход. Мы надрежем кожу у себя на руках и приложим ранки друг к другу. Это будет означать единство крови. Потом выпьем из одного сосуда — неважно, кавы, воды или кокосового молока: это соединит наши души. И наконец проведем вместе ночь, обменявшись тайными телесными силами, после чего ты будешь считаться моей женой. Вернувшись на Хива-Оа, устроим свадебный пир. Вот и все. Ты согласна, Эмалаи?
У нее пересохло в горле и потемнело в глазах.
— И когда мы должны это сделать?
— Сейчас.
Эмили понимала, что, ответив согласием, отрежет все пути к отступлению.
