Натали Питерс - Опасное наваждение
К вечеру седьмого дня, как обещал нам извозчик еще в Москве, мы достигли Брянска. Выехав из города, мы добрались до поля, где обычно останавливались цыгане. Оно было пусто, и ровная снежная поверхность пестрела следами волков и лосей.
– Ну? – поинтересовался Сет. – Где же твой табор?
– Уехали. – Я пожала плечами. – Отправились на новое место. Последний раз я видела их весной, а сейчас уже зима. Они же цыгане и не станут долго засиживаться на одном и том же месте.
– Ты уверена, что это то самое поле? – спросил Степан.
– Конечно, уверена! Я очень хорошо помню эту березу, а вон и ручей, из которого поили лошадей и брали воду для себя и…
– Степан! – рявкнул Сет. – Поезжай обратно в Брянск.
– А как же она?
– Останется здесь.
– Но… – запротестовал Степан.
– Нет! – Я откинула меховую полость и вылезла из саней. – Он прав, Степан Андреевич. Я просила довезти меня до Брянска, и вот мы у цели. Вы не обязаны везти меня дальше. Я найду следы, которые цыгане всегда оставляют вдоль дорог, и пойду по ним. Не волнуйтесь за меня.
– Не будь дурочкой, – хмуро сказал Степан. – Ты замерзнешь сегодня же ночью, если тебя раньше не сожрут волки. Разве ты не видишь их следы?
– Любой волк обломает свои зубы об ее костлявое тело, – заметил Сет.
Извозчик не обратил на него внимания.
– Где сейчас твой табор? Я пожала плечами:
– Откуда я знаю? Апрель был так давно. Сейчас они могут быть и в Париже! – Я бросила косой взгляд на Сета. – Я отказываюсь ехать дальше с этим мужчиной. Он ненавидит меня. Все ненавидят цыган! Он торопится, как торопятся все горгио, которые думают, что если они не поспешат, то не ухватят за хвост птицу счастья. Что касается тебя, Степан Андреевич, то, как я вижу, тебя интересует только золото, которое он тебе заплатит, когда доберется до Бреста. Прощай, Степан Андреевич, прощай, мсье Сет. Не забудь про мазь, которую я тебе дала. Каждый вечер, без перерыва. – Я гордо подняла голову и выговорила очень вежливо и чинно: – Да хранит вас Господь. – С этими словами я повернулась и побрела по снегу к дороге.
Начинало темнеть. Где-то неподалеку раздался крик совы, затем вой волка. Он был голоден и жаждал своей добычи – меня.
Через несколько минут – столько им потребовалось, чтобы сообразить, что они не могут бросить меня одну в чистом поле – я услышала сзади скрип полозьев. Рядом со мной остановились сани, и я быстро запрыгнула внутрь.
– О, друзья мои!
– Заткнись, – оборвал меня Сет.
– Не волнуйтесь, – все так же радостно продолжала я, – цыгане оставили для меня особые знаки, по ним мы легко найдем табор. А потом, мсье Сет, вы можете отправляться на запад, в Париж!
Спустя еще неделю пути по страшному морозу мы оказались около городка Новгород-Северского, в восьмидесяти четырех верстах от Киева. Мы легко проследили путь цыган по полоскам яркой ткани, привязанным к ветвям деревьев, как раз на уровне глаз. Табор всегда отмечает свой путь, чтобы другие цыгане могли следовать за ним. Кроме того, мы постоянно спрашивали у местных жителей, как давно тут проходили цыгане. Нам удалось узнать, что табор застрял на шесть недель в одном большом городе из-за неприятностей с полицией. Это очень меня порадовало, потому что теперь я знала, что они неподалеку.
В Новгород-Северском след стал совсем горячим. Цыгане останавливались там всего дней двадцать назад. А так как они двигались намного медленнее нас и чаще отдыхали, мы должны были нагнать их еще до конца недели. Мое возбуждение росло. Когда мы прибыли в Киев, то обнаружили, что цыганский табор прошел через город всего три дня назад.
– Наконец-то, наконец-то! – повторяла я, нетерпеливо раскачиваясь в санях. – Скоро я увижу своих родных!
На ночь мы остановились в маленькой деревне Обухов около Десны, рассчитывая на следующий день догнать табор. В тот вечер от волнения я не могла есть, и, хотя наступила уже глубокая ночь, я все сидела перед печкой, ожидая чего-то. Через некоторое время я не выдержала и достала из своего узла хрустальный шар. Подняв шар к глазам, я стала пристально вглядываться в него. Вообще-то я чувствовала себя неловко, потому что цыганам разрешается гадать только для клиентов-горгио и запрещается для себя. Но я должна была удостовериться, что с моими близкими все хорошо, и жаждала хотя бы мельком увидеть знакомые лица.
И тогда передо мной внезапно предстала ужасная картина. Я закричала и отшвырнула хрустальный шар. Мужчины, которые играли в карты на другом конце комнаты, вскочили со своих мест и подбежали ко мне.
– В чем дело? Что случилось? – Надо мной склонился Сет.
– Хрустальный шар, – прохрипела я, – хрустальный шар. Я смотрела… я хотела увидеть их… А потом я увидела лошадей и огонь! Я услышала плач детей! Я видела кровь, только кровь!
– Ты напридумывала ерунды, – твердо сказал Сет. – Забудь об этой штуке и ложись спать.
– Плохой знак, плохой знак, – бормотала я в страхе. – И уже второй раз! Первый раз – тогда, в Москве. Я видела кровь, и в ту ночь умер мой дядя! Сейчас я посмотрела в глубину шара и увидела огонь!
– Конечно, ты увидела огонь, – нетерпеливо оборвал меня Сет и поднял с пола хрустальный шар. – Что еще можно увидеть, если смотреть сквозь стекло на огонь в печи? Погляди.
– Нет-нет, – простонала я и, закрыв руками лицо, опустилась на пол. – Я не стану смотреть туда. Я никогда, никогда больше не загляну в этот проклятый шар! Боже, что же случилось? Я чувствую себя так, будто внутри меня все умерло. Огонь и кровь! Я видела огонь и кровь!
Утром мы преодолели десять верст, остававшиеся до стоянки табора. Я была напугана до смерти и сидела так тихо, что Степан даже спросил, не больна ли я. В ответ я только отрицательно качнула головой, так как не могла говорить. День был тускло-серым, низко нависшие облака предвещали метель.
Мы ехали вдоль Десны по узкой, но хорошо утоптанной дороге.
– Здесь проехало много лошадей, – крикнул нам сквозь перезвон колокольчиков Степан. – Может быть, цыгане скакали наперегонки?
Меня с новой силой охватил страх, но я промолчала.
Река огибала небольшой холм. Крестьяне из ближайшей деревни сказали, что табор остановился на другой стороне холма и быстрее всего добраться до них можно, если свернуть с проезжей дороги, подняться на холм и снова спуститься к реке.
Степан резко остановил сани. Он кивком головы подозвал Сета, и они встали рядом, негромко переговариваясь.
Тихонько подойдя к ним, я расслышала последние слова Степана:
– Мы уже почти совсем приблизились к табору, а не слышно ни звука! Пресвятая Богородица… – Он перекрестился. – Нельзя, чтобы она видела…
