Мишель Уиллингем - Принцесса по случаю
Майкл не спешил брать корзину.
— Нет необходимости ни в каком вознаграждении.
— Словарь, — заметила она. — Не такое оружие я ожидала увидеть в ваших руках. Кажется, вы больше человек слова, а не дела.
Легкая улыбка искривила его губы, и девушка решила, что пора открыть корзину. Ханна обнаружила там фарфоровое блюдо и стала накладывать на него куски ветчины, хлеб и шпинат со сливками.
Сконцентрировав свое внимание на еде, ей было нетрудно забыть, что она находится в сарае садовника наедине с мужчиной, который, между прочим, очень красив.
Ее рука потянулась, чтобы поправить прядь волос и вдруг она сообразила, что на ней нет ни шляпки ни перчаток.
— А вы не собираетесь поесть? — спросил лейтенант, сделав себе бутерброд с ветчиной.
Он ел медленно, но по выражению удовольствия на его лице Ханна поняла, что приняла правильное решение, предложив ему еды.
— Я не голодна.
После всего, что с нею произошло, Ханна потеряла аппетит. Вдруг слезинка упала ей на ладонь.
— Леди Ханна, — послышался глубокий голос лейтенанта. — Что это?
— Ш-ш ш — Она подняла руку, не в состоянии посмотреть на него. — Мне просто нужна минутка, чтобы собраться. Это утро было не из легких.
— Ну что ж, поплачьте, — разрешил он. — Вы это заслужили.
И Ханна разрыдалась.
— Он собирался погубить меня, — плакала она. — И все потому, что я отказалась выйти за него замуж.
Сильные руки заключили ее в объятия, и это было желание утешить ее.
— Что мне теперь делать? — прошептала Ханна, стыдясь своих слез.
Лейтенант прижал ее к груди, ласково поглаживая по спине:
— Я думаю, вам следует покинуть Лондон.
— Согласна.
Как только она исчезнет — сплетни улягутся, Ханна вытерла слезы, высвободилась из его объятий и уселась на один из мешков, сохраняя длинную дистанцию.
— Я благодарна вам за вашу помощь сегодня. Скажите, вас кто-нибудь видел?
— Не думаю. — В его глазах блеснуло озорство. — Хорошо, что ваш отец открыл окно заранее.
Расправив юбки, Ханна села прямо.
— Когда вы должны отправиться на Крымский полуостров?
Лейтенант занялся бутербродом с ветчиной. Спустя минуту он ответил:
— Мои предписания изменились. Вместо этого меня направляют в Лохенберг.
Лохенберг? Ханна нахмурилась, удивляясь, что может хотеть армия от такой крошечной страны, примостившейся между Германией и Данией. Когда-то она изучала лохенбергский язык вместе с другими европейскими языками.
Ханна уставилась на лейтенанта, не совсем понимая, что он ей только что сообщил:
— Вы хотите сказать, что вы больше не будете воевать? Это моя вина, не так ли? Мой отец…
— …не имеет к этому никакого отношения, — закончил он. — В мою жизнь вмешался другой человек.
— Кто?
— Граф фон Рейшор. — Майкл покачал головой, откусив кусочек шпината. — Это долгая история.
— Он был на балу, который недавно устраивал отец, верно? — размышляла Ханна.
Ее отец был в дружеских отношениях с послом Лохенберга, но она его совсем не знала.
— И что граф хочет от вас? Я хотела сказать, зачем ему вмешиваться в ваши предписания?
— Полагаю, он сообщит мне об этом завтра утром.
Его напряженная поза давала понять, что у Майкла нет желания обсуждать это.
Она вытащила коробку с крышкой.
— Это новейший десерт поварихи. Она скопировала его с торта «Захер», который отведали мои родители в Вене. Вы тоже должны его попробовать.
Ей никогда не позволялось есть обильных десертов, но не было причины, почему лейтенант не может насладиться деликатесом. Сунув коробку ему в руки, Ханна заставила его взять ее.
Она приподняла крышку, и против воли ее рот наполнился слюной. Толстый слой шоколада покрывал торт, а коржи были промазаны абрикосовым джемом.
А что, если попробовать такое роскошество?
Лейтенант погрузил свою вилку в торт, и Ханна уставилась на запретный десерт.
Так ли он хорош, как кажется с виду?
Мягкая глазурь выглядела так соблазнительно, что Ханна заставила себя отвернуться.
— У вас такой вид, словно вы готовы отнять у меня торт, — заметил он. — Хотите немного?
— Нет, все в порядке.
Ложь. Все ложь.
— Мне не позволяют есть сладкое слишком частo, — призналась она. — Мама ежедневно измеряет мою талию.
Лейтенант отложил вилку и посмотрел на нее, словно она была с другой планеты.
— И что же вы делаете, когда посещаете обеды и балы?
Ханна с неохотой улыбнулась.
— Всегда есть способы сделать вид, что вы всего отведали. Не говорите мне, что никогда не пытались этого делать в детстве.
— Я съедал все, что давали мне родители. Я был рад, если еда была свежей.
Ханна положила руки на колени. Она никогда не задумывалась, откуда берется еда. Она была всегда и в бесконечных вариантах. Только лучшие кушанья могли отвечать высоким требованиям ее матери. Отрезвляюще было вспомнить, что большинство детей беспокоятся о том, есть ли у них хоть какая-нибудь еда! Она должна быть благодарна за то, что имеет, несмотря на недостаточную свободу.
— Закроите глаза, — вдруг сказал лейтенант.
— Зачем?
— Ну же!
Ханна повиновалась, спрашивая себя, что лейтенант намерен делать. Мгновение спустя она почувствовала легкое прикосновение к губам. Большим пальцем он заставил ее открыть рот, и нечто восхитительное оказалось на ее языке, торт был превосходен.
Когда Ханна открыла глаза, лейтенант не сводил с нее пылающего взора.
— Никогда не смотрите так на мужчину, — тихо сказал он. — Иначе окажетесь в его постели.
Ханна вернула ему вилку, Майкл отложил блюдо в сторону и поднялся на ноги.
— Мне пора. Спасибо за еду.
— Пожалуйста.
Ханна смаковала чудесный десерт.
— Подождите здесь несколько минут, потом отдохните где-нибудь в саду, — предложил он. — Белгрейва выпустят и станут искать вас.
— Да поможет мне Бог, когда меня найдут.
Он взял ее за плечи, глядя прямо в глаза.
— У вас хватило храбрости один раз победить Белгрейва. Вы сумеете сделать это снова.
Хотелось бы ей быть в этом уверенной. Подняв голову, чтобы встретиться с ним взглядом, она вдруг осознала, что он не снял рук с ее плеч. Его глаза смотрели на нее страстно и нежно. Ханна вспомнила, как его пальцы ласкали ее и его поцелуй в экипаже…
— Я вовсе не такая уж и храбрая, — прошептала она. — Я всего лишь глупая девчонка.
Ханна положила руки ему на плечи, зная, что провоцирует его. И тогда он, наклонившись, прижался щекой к ее щеке.
— Велите мне остановиться.
