Мэг Александер - Дитя любви
— Если вам сейчас не до нас, мы немедленно отправимся в Кентербери… — приглушенно забормотала она.
— Вздор! Дэн, иди сюда. — Уэнтуорт подошел к козлам и поднял руки. — Прыгай! — велел он. — А вот и еще один мой друг, мама. Он сегодня тоже переночует у нас. Дэн и Пруденс проделали долгий и утомительный путь. Предлагаю всем войти в дом.
Увидев мальчика, который валился с ног от усталости, графиня мгновенно смягчилась и провела гостей через длинный коридор в уютную гостиную.
— Позвони в колокольчик, Себастьян, — попросила она. — Твоим друзьям не мешает подкрепиться. — Ее слова были весьма любезны, но голос звучал так холодно, что Уэнтуорт удивленно вскинул брови, хотя и промолчал.
Пруденс не обольщалась: их появление неприятно удивило хозяйку дома. Прочесть мысли графини было нетрудно: она заподозрила, что Уэнтуорт привел домой особу легкого поведения. Щеки Пруденс горели, но она не винила графиню: и вправду, редко случается, чтобы джентльмен взял в попутчицы незнакомую девушку, не строя насчет нее далеко идущих планов.
Пруденс не решилась взглянуть на поспешно вошедшую в комнату служанку. Уэнтуорт обратился к матери:
— По-моему, прежде всего следует показать моим друзьям, где они смогут переночевать. Где Эллин намерена уложить их?
Леди Брэндон возмущенно вспыхнула, но решительное выражение на лице сына убедило ее в том, что заводить спор бесполезно.
Она отдала горничной необходимые распоряжения. Выходя из гостиной, Дэн и Пруденс отчетливо услышали начало разговора:
— Себастьян, что все это значит? Кто эта девушка?
Ответа лорда Пруденс не расслышала, но вскоре он повысил голос, в котором сыновняя преданность смешивалась с явным недовольством.
— Мэм, вы разочаровали меня. Пруденс — не та, за кого вы ее приняли. Неужели вы считаете, что я способен нанести вам оскорбление, попросив приюта для женщины, с которой состою в предосудительной связи?
Мать встревожен но оглядела недовольное лицо сына.
— Знаю, ты бы так никогда не поступил, и все-таки это выглядит странно. Где ты познакомился с ними? Эта девушка не похожа на других. В, ней есть нечто… не могу определить, что именно…
— Сказать по правде, я не нахожу ее красивой.
— Да, она не блещет красотой, но тем не менее притягивает взгляд. Неужели ты этого не заметил?
— Конечно, она миловидна, но ведь она сущий ребенок…
— Должно быть, ей уже восемнадцать. Многие девушки в таком возрасте выходят замуж.
— Ей семнадцать, но у нее совсем нет житейского опыта.
— Себастьян, ты уклонился от ответа. Зачем ты привез их сюда?
— У меня не было выбора. Я не мог бросить их. Они впервые в этих краях.
— Дорогой мой мальчик, не пытайся сбить меня с толку. Я требую объяснений. Почему ты решил взвалить на себя бремя ответственности за этих детей?
Уэнтуорт начал вышагивать по комнате.
— Долго рассказывать, — наконец начал он. — Я привез их из Дербишира. — Услышав это, ее светлость нахмурилась: стало быть, дети провели с Себастьяном в дороге несколько ночей. — Они подкидыши, — продолжал он. — Вывернув из-за поворота, мои лошади чуть не затоптали мальчика насмерть. Он шалил на дороге.
Графиня побледнела.
— Ты не пострадал?
— Нет, и Дэн, к счастью, тоже! Он отделался шишкой на лбу, хотя и потерял сознание.
— Не лучше ли было оставить его там, среди друзей?
— У него нет друзей, кроме Пруденс.
— Разве служители приюта не могли позаботиться о них?
— Из приюта этих детей спровадили работать на прядильную фабрику. В девятилетнем возрасте их превратили в рабов.
— В рабов? Себастьян, ты преувеличиваешь. На дворе тысяча семьсот восемьдесят девятый год, мы живем в цивилизованной стране. Здесь нет рабов.
— Вы думаете? Тогда советую вам расспросить Пруденс и Дэна о том, как они жили. Признаюсь, мне и в голову не приходило…
— Но ведь их кормили, у них была крыша над головой. О детях заботились.
— Заботились так усердно, что они были вынуждены бежать.
— Дорогой мой, неужели? Но если они беглецы, значит, ты совершил преступление! Ты нарушил закон!
Лицо Уэнтуорта окаменело.
— Закон, обрекающий малышей на невыносимые муки! Я ни на минуту не пожалел о том, что нарушил его.
— Как же ты намерен поступить с детьми?
— Пока не знаю, но без меня они пропадут.
Ее светлость задумалась.
— Теперь я понимаю причины твоего поступка. Но стоило ли везти их в такую даль?
Внезапно Уэнтуорт усмехнулся.
— Так или иначе, они шли на юг — и добрались бы до цели, если бы по дороге не стали жертвами убийц.
— Но что им понадобилось в этих краях? Усевшись, Уэнтуорт взял мать за руки.
— Если хотите, обвините меня в чрезмерном любопытстве, но у Пруденс есть какая-то тайна. Ей принадлежит брошь, на которой изображен герб. С помощью этой броши она надеется отыскать своих родителей.
— Ты узнал герб? — встрепенулась леди Брэндон.
— Кажется, да. Я солгал девочке, пытаясь убедить ее, что все гербы похожи друг на друга, — правда, не знаю, поверила ли она мне. Но чей это герб, я вам пока не скажу. Это всего-навсего догадка… Вначале я должен убедиться, что мое предположение справедливо.
Вздохнув, леди Брэндон решила сменить тему, но напоследок с грустной улыбкой спросила сына:
— Никак не отвыкнешь приводить домой хромых собак?
— Скорее уж котенка и щенка! — парировал Себастьян. — Впрочем, кто бы говорил! Вы забыли, что я — ваш сын? Разве вам чуждо милосердие?
Обезоруженная справедливым упреком, леди Брэндон потрепала сына по руке.
— Когда же ты наконец научишься чтить престарелую мать?
— Ну, престарелой ее никак не назовешь!
— Льстец!
— Поверьте, я не исказил истину. Вы по-прежнему прекрасны, дорогая.
— Боюсь только, тревоги скоро меня состарят. Себастьян, вести, которые приходят из Франции, с каждым днем становятся все страшнее. Я так беспокоюсь за Софи и ее детей! — Она тяжело вздохнула. — Вот почему я встретила твоих подкидышей не так гостеприимно, как следовало бы.
Уэнтуорт обнял ее за плечи.
— Так я и понял. Скажите, Перри удалось повидаться с Софи?
— Он только что вернулся. Я пыталась отговорить его от поездки — ты же знаешь, как неприязненно французы относятся к англичанам. Но в конце концов я отпустила его: очень уж мне хотелось узнать, все ли хорошо у Софи. Перри говорит: Софи и Жиль уверены, что им ничто t не угрожает, но сам он иного мнения. Положение с каждым днем становится все более опасным. Жиль твердо верит в преданность своих слуг и не замечает, что волнения в стране нарастают.
— И неудивительно: веками крестьянам приходилось платить непомерные налоги, в то время как их хозяева и духовенство были освобождены от каких бы то ни было уплат в казну. Мало того: дворянство считало, что ему вовсе незачем повиноваться законам. Жиль — исключение, моя дорогая.
