Кристина Додд - Рыцарь надежды
Его карие глаза смотрели на нее внимательно, но в них не промелькнула даже тень намека на то, что он узнал ее, Она чуть не рассмеялась вслух от безмерного облегчения. Он не помнит, что произошло прошлой ночью. Он не помнит унижающих ее признаний, которые она сделала под влиянием волшебного напитка. Она вдруг почувствовала себя непривычно легко и свободно.
Нельзя сказать, что она не была благодарна лесным духам за их помощь в чудесном излечении рыцаря. Прошлой ночью она едва не потеряла сознание, испытав одновременно радость и страх, увидев его внимательный взгляд. А когда она окончательно поняла, что кризис миновал, то заплакала так же жалобно, как плакал только что Уортон. Но почему, почему в этих дурацких стихах ни слова не говорилось о том, как может повлиять кровь дракона на неосторожную сиделку?!
Она не думала сейчас о той мучительной страсти, которая преследовала ее многие годы. Но его испытующий взгляд вызвал у нее сильное, необъяснимое замешательство, Притворившись равнодушной, она произнесла властным тоном:
— Итак, мы проснулись и капризничаем, но мы, несомненно, чувствуем себя лучше, не правда ли? — От этих слов она почему-то смутилась еще больше.
— Вы растерзали все мои внутренности, — произнес он слабым, хриплым и весьма недовольным голосом.
Эдлин, вспомнив чудовищное состояние, в котором Хью появился в монастыре, непроизвольно опустилась рядом с ним на пол и положила его голову себе на колени. Ей совсем не нравилась такая близость, но потребность помочь ему перевесила все остальное. Тяжелая голова, жар, исходящий от него, и влажные шелковистые волосы напомнили о слишком многом из того, что ей пришлось испытать в предыдущую ночь. Продолжая притворяться безучастной, она поднесла к его губам чашку.
— Я вовсе не разрывала ваши внутренности, как вы изволили выразиться, я только зашила ваше тело, чтобы они не выпали наружу.
Он жадными глотками пил из чашки и, когда закончил, тяжело вздохнул.
— Я голоден. Почему вы держите меня голодным? — спросил он требовательно.
При воспоминании о том, как они с Уортоном изо всех сил уговаривали его проглотить хоть что-нибудь, у нее возникло острое желание его ударить. Он вел себя, как любой мужчина, который заболевает. Недовольный всеми, кто лечит и спасает его, снисходительный к собственным слабостям и готовый бесконечно заниматься только собственной персоной.
Но все же следовало признать, что вел он себя не совсем так, как другие мужчины в его положении, особенно если припомнить все те операции, которые она производила над его искалеченным телом. Его взгляд вдруг задержался на ее груди, будто он пытался ощутить вновь, как прикасался к ней. Затем Хью посмотрел ей прямо в лицо. Он откровенно разглядывал ее, и это было ей неприятно. Казалось, будто при всех обнажают ее несчастную душу. Торопливо опустив его голову обратно на тряпичную подушку, Эд-лин сказала:
— Вас серьезно ранили. И мы думали, что вы умрете.
Похоже, что впервые с тех пор, как к нему вернулось сознание, он вспомнил о своем ранении. Руки его судорожно заметались, и он принялся ощупывать пальцами все вокруг себя, как будто это могло помочь ему вспомнить что-то очень важное.
— Уортон принес меня в монастырь, — бесцветным голосом произнес он, окидывая комнату взглядом, — и меня спрятали в этом хранилище трав.
— Правильно, — подтвердила она, стараясь по возможности подбодрить его.
Он снова, уже более осмысленно, посмотрел на нее.
— Вы — целительница. — Его лоб морщился, Хью явно пытался в своем воспаленном мозгу отыскать что-то важное. Затем морщины разгладились, он с большим трудом поднял изрядно исхудавшую руку и дотронулся до ее юбки.
— Вы… Эдлин, — говорил он медленно, негромко, но внятно.
Матерь Божья, он помнит! Вопрос: что именно? Только ли то, как Уортон принес его сюда? Или, может быть, и последнюю ночь? Какой ужас! В ушах у нее зашумело, мысли вихрем проносились в голове, и, чтобы как-то успокоиться, она сделала вид, что собирается осмотреть его повязку.
— Вы Эдлин из Джорджес Кросса, — продолжал настаивать Хью.
Она ничего не отвечала ему. Как ни странно, мысли ее были совсем о другом. Наверняка, когда она станет менять повязку, он почувствует боль, подумала она. Несмотря на любые предосторожности, этого не избежать.
На минуту отвлекшись от этих неприятных размышлений, она с удивлением поняла, что кто-то настойчиво дергает ее за юбку, и, опустив глаза, увидела неотступный взгляд Хью.
— Из Джорджес Кросса, — упрямо повторил он, — и вы — дочь барона.
Он ждал ответа, и она, решив, что отвязаться от него не удастся, кивнула.
— А вы были сыном барона, — благовоспитанно поддержала разговор Эдлин. Кажется, все обойдется.
— Вас обучали обязанностям леди под руководством леди Элисон.
Она вымученно улыбнулась. Казалось, что он полностью погрузился в старые безобидные воспоминания.
— А вы обучались рыцарским навыкам у сэра Дэвида.
Как мило они беседуют! И ни к чему не обязывает.
— Вы были правильной девочкой, нежной и доброй, какой и полагалось быть подопечной леди Элисон.
Он не вспомнил о ее безумном признании, сделанном прошлой ночью или же намеренно не сказал об этом. Она вновь торопливо заговорила, чтобы мирное течение разговора не прерывалось. А то мало ли что!..
— Вы были лучшим воином во всем Джорджес Кроссе, как и полагалось ученику сэра Дэвида.
Он закрыл глаза, словно воспоминания утомили его.
— Тогда мы оба были детьми, — сказал он и в изнеможении умолк.
Оба были детьми? И это все, что он помнит?! Странно, но Эдлин разозлилась и бросила на него такой взгляд, будто желала испепелить того, чью жизнь недавно спасала с такой страстью.
На самом деле эта злость помогла ей, поскольку кому-то все же нужно было поменять повязку на ране Хью, а Уортон не собирался преднамеренно причинять боль своему хозяину, даже ради него самого.
— Приготовьтесь, — сказала она.
Он снова открыл глаза и, поняв, что должно произойти, вяло кивнул.
Она как можно быстрее, чтобы не длить страдании, отделила прилипшие кусочки ткани от образовавшейся на ране корочки.
От боли он заскрипел зубами, чтобы сдержать Стон. Уортон уже держал наготове баночку с мазью, которой Эдлин пользовалась каждый день, чтобы предотвратить нагноение, И она поспешила смазать рану, так как мазь обладала еще и обезболивающим действием. Он вздохнул с облегчением, и Эдлин почувствовала себя счастливой. Счастливой оттого, что к нему вернулось сознание, счастливой оттого, что она действительно обладает искусством облегчать боль выздоравливающему. Это было удивительное чувство.
