Бронвин Скотт - Как удачно согрешить
Очень плохо. Сегодня, когда они запускали змея, ему очень понравилось держать ее в объятиях. Не остались незамеченными ни мягкий изгиб бедер, ни тонкая талия, ни соблазнительно округлые груди, скрытые за корсажем муслинового платья, словно специально созданные для того, чтобы заполнять мужские ладони. Такую женщину он с радостью бы раздел и познал бы тайны ее тела.
Риордан поднялся, намереваясь снова наполнить свой стакан, и, чтобы избавить себя от дальнейших походов туда и обратно, поставил графин с бренди на маленький столик рядом с креслом. Сегодня он планировал основательно напиться, чтобы прогнать сомнения, которые преследовали его со времени смерти Эллиота. Черт побери, кого он хочет обмануть? Сомнения и призраки начали одолевать его задолго до кончины брата. Он хотел заглушить и их тоже, чтобы доказать, что Вейлы глубоко заблуждаются на его счет.
Да, он женится. Никто не ожидает от него совершения такого благородного шага и принесения себя в жертву ради блага других. Но люди не понимают его любви к Эллиоту. Он сделал бы для него абсолютно все, чтобы только компенсировать разочарование, которое он причинил брату. Риордан удобнее устроился в кресле и сделал еще один большой глоток. При свете дня было гораздо легче держать воспоминания в узде. Он мог занять себя чем-то вроде прогулки с детьми, как сегодня. Но по ночам, когда был лишен возможности развлекаться, события прошлого высвобождались от своих оков, и он позволял им приблизиться к нему, разрешал сомнениям завладеть собой. Еще один повод заглушить их с помощью бренди…
Ему никогда не забыть ужаса и ощущения падения, охвативших в тот день на художественной выставке, когда он быстро пробежал глазами доставленное ему послание. Четыре краткие строчки, выведенные рукой Браунинга, за что Риордан никогда его внутренне не простит, сообщали, что он стал графом и опекуном двоих детей. И все это благодаря тому, что в записке вежливо именовалось «выстрелом в голову, причиненным Эллиотом самому себе». Так ему в завуалированной форме сообщили о самоубийстве брата, будто бы придание этому акту сходства с несчастным случаем на охоте могло что-то изменить. Если отбросить социальные условности, результат оставался тем же самым: Эллиот Рэндольф Фитцсиммонс Баррет, граф Чатем скончался в возрасте тридцати трех лет, и теперь Риордан Кристофер Баррет, обладающий гораздо более коротким именем и меньшим количеством одобряемых обществом достижений, второй сын, не являющийся наследником ничего значительного, но который, как это ни прискорбно, до сих пор пребывает в добром здравии, становится заместителем своего брата. Так сказать, худшей версией. В ящик должен был сыграть он сам, а не Эллиот. Возможно, это самая величайшая загадка из всех.
Кончина его брата была неожиданной и шокирующей. Эллиот — идеальный наследник графского титула, драгоценный камень посреди зеленых полей Сассекса. Он не знал финансовых проблем, его положение в обществе также было непогрешимым. У него было место в палате лордов, и он не уклонялся от присутствия на заседаниях, а в качестве гостя являлся мечтой любой хозяйки дома. У него не было никаких причин столь внезапно и скандально обрывать свою безупречную жизнь.
На похоронах только и говорили, что об отсутствии пресловутых причин. Во время приема после погребальной церемонии гости подходили к Риордану и приглушенными голосами задавали вопросы, причем каждый считал, что именно он спрашивает первым. Не известно ли ему какой-либо причины, расстроившей брата? Почему граф не приехал в Лондон по своему обыкновению? За этими вопросами стояло плохо скрытое осуждение: если бы Риордан был рядом с Эллиотом, случившееся удалось бы предотвратить.
Он и сам не раз об этом думал. Если бы он отсрочил свой приезд в столицу, действительно оказался бы с братом в нужный момент. Они виделись в конце марта, за четыре недели до трагедии, и все было в порядке.
Сам Эллиот был в порядке. У них с братом были хорошие отношения, близкие, хотя, став взрослыми, они несколько отдалились друг от друга. Но это естественно, ведь Эллиот наследник, а Риордану необходимо было строить свою жизнь вдали от родного дома. Однако между ними не было враждебности, и Риордан несколько раз в году навещал Эллиота. Интересно, что он упустил во время своего последнего визита?
Сколько бы бренди ни выпил, он так и не смог простить себя за то, что вернулся в город слишком рано. Не всегда можно напиться до полного забытья. Но попытаться стоило. У него неплохо получалось до тех пор, пока в его темное, освещенное лишь огнем камина царство не ворвался яркий луч света.
Раздосадованный внезапным вторжением, он прикрыл рукой глаза, бормоча проклятия:
— Проваливайте, Филдинг. Дворецкий мне сейчас не нужен.
Мора с трудом подавила стон. Она совершила двойную ошибку. Во-первых, это вовсе не библиотека, во-вторых, она не пуста. Имеется свидетель ее оплошности. Что еще хуже, она неверно оценила ситуацию.
— Прощу меня извинить. Я думала, что вы проводите вечер в городе.
Граф не пригласил ее на ужин и не появился в детской пожелать детям доброй ночи, из чего Мора заключила, что он, вероятно, ушел, теперь же она забрела в кабинет лорда в неурочный час, да еще и одетая лишь в ночную сорочку и домашний халат.
— Как видите, я дома.
Лорд Чатем поднялся с кресла и сделал широкий жест рукой, в которой был зажат стакан.
Мора бросила неодобрительный взгляд сначала на стакан, затем на почти опустевший графин.
— Вы пьяны.
Хотя сказать, насколько он нетрезв, не представлялось возможным. Он двинулся к ней на удивление твердой походкой, правда, вид у него был помятый. Он снял сюртук и галстук, оставшись в рубашке и жилете, тех же самых, в которых был в парке. Значит, не покидал этой комнаты с тех самых пор, как удалился сюда в обществе адвоката.
— Мне нужно идти. Я искала библиотеку.
По опыту прошлых лет Мора знала, что мужчину в подпитии нужно всячески избегать. Уилдерхем, к примеру, становился совершенно отталкивающим, когда напивался. Она неохотно попятилась к двери, ибо лорд Чатем вовсе не казался ей опасным, лишь очень красивым. Любопытство подстрекало ее ненадолго задержаться в его кабинете.
В неверном свете горящих в камине дров он казался распутным, волосы закрывали лицо, как тогда, когда они столкнулись на крыльце.
— Не уходите, присядьте и выпейте со мной. В графине еще осталась пара глотков.
— Вы уже достаточно выпили.
Ей бы следовало уйти, но было невероятно трудно оставить графа.
— Не так уж я и пьян, Мора.
При звуке своего имени, слетевшего с его губ, она ощутила спазм в желудке. Кто бы мог подумать, что одно-единственное слово можно произнести столь соблазнительным голосом? Лорд Чатем криво усмехнулся.
