Мэри Уайн - Похищение невесты
Однако она не могла утешаться мыслью о том, что брачные обеты охраняют ее честь и будущее. Если этой ночью она лишится невинности, то наутро ее будет ждать весьма суровая реальность. Найдется немало людей, которые будут указывать на нее пальцем и осуждать за то, что она не соблюла чистоту. Гордона такая будущность не ждет. Нет, позор будет ждать ее одну — и он будет заслуженным, поскольку ей не следовало уезжать, пренебрегая советом Синклера. Винить она может только себя саму.
Она глубоко вздохнула, сморгнула слезы с ресниц и решила, что лучше прямо встретить то, что ее ждет, чем съежиться и дрожать от страха.
— Ну и что вы теперь хотите, Гордон Дуайр?
Его губы чуть дернулись, но улыбки на них не появилось. Он пристально наблюдал за нею, словно изучая ее.
— Мне не следовало смотреть на твои ляжки, милая.
Джемма кивнула: она была вполне с этим согласна.
— Хотя мне это было очень приятно.
Его нахальная улыбка стала ясным подтверждением полученного им удовольствия.
Она возмущенно фыркнула:
— Если вы ждете, что я поблагодарю вас за комплимент, то вы ошиблись!
Он предостерегающе поднял палец.
— Может быть, но я вижу, что я тебе также интересен, как и ты мне.
— Нисколько.
Его улыбка стала еще шире.
— Ты раздеваешь меня взглядом, Джемма. Я не могу не думать об этом.
— Ну, так постарайтесь.
Она именно так и сделает, если понадобится.
Он покачал головой.
— Но ты действительно меня ударила, так что… — Его взгляд переместился на ее губы, и в его глазах вспыхнула страсть. — Ты должна мне один сладкий поцелуй, который утолит мою боль.
— Как это похоже на мужчину — считать, что поцелуи утоляют боль!
Он снова насмешливо выгнул бровь.
— Ты же не станешь спорить, что многие матери хотят поцелуем умерить недомогание их ребенка?
— Вы далеко не ребенок.
И она слишком хорошо это знала, к немалой опасности для своего здравого рассудка. Ее соски так и остались затвердевшими, словно мечтая снова ощутить его близость. Мысль о том, чтобы поцеловать его, грозила отнять у нее последние остатки самообладания.
— Если я растянусь на спине и разрешу тебе пощекотать мне живот, ты одаришь меня сладким поцелуем, Джемма?
У нее мгновенно пересохло во рту.
— Даже не надейтесь.
Она с трудом заставила себя произнести слова отказа, борясь с влечением, возникавшим из скопившегося в ней возбуждения. Какая-то часть ее существа хотела ласкать его, и это желание было настолько сильным, что она едва с ним справлялась.
— И очень жаль. По-моему, это мне очень понравилось бы.
Он подмигнул ей и, повернувшись, скатился с кровати. Его килт завихрился — но он очень уверенно приземлился на ноги и быстро выпрямился, так что она только успела увидеть, как под тканью мелькнули его сильные ягодицы.
«Как жаль…»
Ее щеки стали совершенно алыми.
— Надо признать, что мне понравилось класть тебя в постель, милая. Надеюсь, что смогу часто это делать.
Она ахнула, сердито взглянула на него и попыталась сползти с кровати, но платье по-прежнему мешало ей нормально двигаться.
— И почему женщины одеваются так глупо?
Джемма невольно выразила свое возмущение столь нелепым замечанием, но в ответ Гордон снова засмеялся. На этот раз его смех был хрипловатым и ласковым, став новой угрозой для ее и без того ненадежного самообладания.
— Ну, милая, я готов признать, что с удовольствием посмотрел бы на тебя в килте. — На его лице отразилось чувственное предвкушение, и Джемма с новым изумлением поняла, насколько внимательно следит за выражением его эмоций. — Но тогда твои ляжки окажутся на всеобщем обозрении, а уж это мне совершенно не нравится.
Он чуть приподнял край шерстяной ткани в оранжевую и охряную клетку, служившей ему килтом, демонстрируя ей собственную мускулистую ногу выше колена. Ее взгляд невольно задержался там до тех пор, пока он не отпустил материю, снова закрыв свое тело.
— Тебе в этой комнате никто не помешает. Ула постучится.
— Вы хотите сказать, что я могу чувствовать себя спокойно? Вы не станете меня домогаться?
Он пожал плечами:
— Я, конечно, мог бы остаться и постараться помочь тебе устроиться. Похоже, у нас все время есть о чем поговорить. — Он чуть сузил глаза и добавил: — И чем себя занять.
— Я устала. Спасибо вам за вашу доброту, но у меня есть все необходимое, — поспешно ответила она. — Не смею отвлекать вас от более важных дел.
Он негромко рассмеялся, а потом его губы сложились в высокомерную ухмылку.
— Хорошо, милая. Хотя должен признаться, что чуточку разочарован твоим выбором.
Он одарил ее еще одним пристальным взглядом, а потом повернулся и ушел. Джемма позволила себе расслабиться, усевшись в середине кровати. Ее юбки складками упали вокруг нее. Сердце у нее колотилось так сильно, словно после быстрого бега. Ночной воздух приятным холодком обвевал ее тело, потому что ей было жарко, словно в летний солнечный день. Корсет казался неестественно тугим, а соски по-прежнему оставались похожи на налившиеся соком почки. Теперь, когда он, наконец, ушел, она чувствовала себя опустошенной. Похоже было, что она наконец вернулась к своему привычному состоянию — и только теперь поняла, какими слабыми и блеклыми были ее ощущения в повседневной жизни.
Джемма ахнула, снова почувствовав страх, и прижала ладонь к задрожавшим губам. За столь короткий период она успела узнать ужас, мучительную боль и влечение. Потрясение оказалось настолько сильным, что она могла только беспомощно застыть на месте, заново переживая все события этого вечера. Она содрогнулась, вспомнив, как близка была к гибели, однако вскоре все тело ее уже дрожало при воспоминании о поцелуе, который Гордон Дуайр запечатлел на ее губах. Окружавшая ее темнота внезапно из врага превратилась в друга, окутав ее и скрыв трепет и жаркий румянец. Несмотря на все свои усилия, она не могла изгнать Гордона из своих мыслей.
С ней остались эта ночь и мужчина, который поцеловал ее под бархатным покровом темноты.
Его плоть была налита неутоленным желанием.
Гордон прошел по коридору, с трудом заставляя ноги уносить его от женщины, пробудившей его страсть. Ее поцелуй был сладким — таким сладким, что голова кружилась.
— Я слышала, как ты приехал.
Эньон стояла, прислонившись к стене и приподняв подол, выставив напоказ стройную ногу. Фигура у нее была красивая, и она прекрасно умела пользоваться всем тем, чем ее одарила природа.
И умела дарить наслаждение. Она бросила на него чувственный взгляд из-под опущенных ресниц и провела рукой по бедру. Обычно этого неспешного движения оказывалось достаточно, чтобы завладеть его вниманием. Она подняла ресницы, и в ее ярких глазах ясно отразилось приглашение. Ее груди соблазнительно выглядывали из выреза лифа, который, как обычно, был глубже, чем у остальных женщин, прислуживавших в замке. И он никогда на этот факт не жаловался.
