Ханна Хауэлл - Если он поддастся
– Что вас так развеселило? – спросила Олимпия.
Брент сообразил, что улыбнулся своей последней мысли, и ответил:
– Я как раз подумал: что же нужно было такого натворить, чтобы ни одна мамаша не захотела видеть меня мужем своей дочки?
– Ах, ну да, конечно… – Олимпии очень не понравилось его упоминание о других женщинах, и это ее встревожило.
– Такое впечатление, что в последние годы я просто ужасно себя вел, – продолжал граф. – Никто не хочет открыть передо мной дверь своего дома.
Олимпия опустила чашку на стол. Чтобы подавить внезапное желание подойти к графу и погладить по волосам, она сложила руки на коленях и внимательно посмотрела на него.
– Вы слегка увлеклись кутежами и распутством и сделали это достоянием гласности, но так поступают многие джентльмены. Я не верю – и никогда не верила! – что вы отметились чем-то совсем уж немыслимым, чем-то совершенно недопустимым.
– Но тогда почему же передо мной закрыты все двери?
– Ну, возможно… – Олимпия внезапно замолчала, пытаясь придумать, как выразить свою мысль, чтобы не сделать собеседнику больно.
– Возможно, о моем поведении говорили слишком уж плохо, но так как это исходило из уст близкого мне человека, то никому и в голову не приходило усомниться в правдивости всех этих россказней.
Олимпия поморщилась.
– Да, именно об этом я подумала, когда слухи о вас стали распространяться в нескольких гостиных.
– Слухи о чем?
– Это не важно. – Ей и впрямь не хотелось повторять сплетни.
– Для меня важно. Ведь именно мне предстоит опровергнуть эти слухи.
– Про вас говорили… В общем, якобы вы принадлежите к тому же сорту людей, что и Минден, – сказала Олимпия и тут же увидела, как граф побледнел.
– Моя мать, судя по всему, хорошо потрудилась, – проворчал Брент, и Олимпия не стала спорить по этому поводу. – В результате передо мной не просто закрыли двери. Никто даже не заикнулся о том, чтобы предоставить мне комнату или дом. Интересно, в чем именно мать меня обвинила? У Миндена ведь столько грехов… И если брать его за образец нечестивой жизни, то ей было из чего выбирать.
– Я думаю, вы скоро обо всем узнаете. Ведь если это нечто ужасное, то найдется огромное количество желающих донести слухи до ваших или моих ушей. Но я-то не стану их слушать.
– И верить им не станете?
– Разумеется. Я знаю всех ваших верных друзей, Брент. Они никогда бы не стали иметь ничего общего с человеком вроде Миндена. Следовательно, вы жертва клеветы. А что касается того, где вам остановиться в Лондоне, то можете не переживать по этому поводу.
– Я не уверен, что оставаться под вашей крышей – правильное решение. И не только потому, что мое имя настолько запятнано, что даже мимолетное общение со мной может иметь печальные последствия. – Брент понимал, что оставаться действительно не следовало. И не только из-за того, что пострадало бы ее доброе имя. Слишком уж ему хотелось находиться поближе к ней, как, например, сейчас… Сидеть и смотреть, как она пьет чай, как откусывает маленькие кусочки от бисквита, – это было для него мукой… и наслаждением. Пусть и не обделенный женскими ласками, он вдруг сообразил, что давно не испытывал этого волнующего душу наслаждения от созерцания женщины, которая занимается какими-то совсем простыми делами.
– Да, это правда. Несправедливо, зато правдиво.
– И даже то, что вы вдова, ничем тут не поможет, – добавил Брент.
Олимпия уловила легкую досаду в его темно-серых глазах и нахмурилась. Он явно считал, что она что-то скрывала от него. В известном смысле так и было. Ей очень не нравилось вспоминать про свой быстро закончившийся брак. И уж тем более – говорить о нем. Однако в своем нежелании обсуждать собственное прошлое она не видела ничего особенного.
– Я вас понимаю. Тогда можете занять соседний дом, и никаких слухов не возникнет. Сейчас этот дом стоит пустой, потому что его заново отделывают для Аретаса с молодой женой. Но жить там можно. Молодые супруги не появятся здесь еще несколько месяцев, так что занимайте их дом, а потом не торопясь подыскивайте себе другое жилье.
– Мне это подходит. Но вы уверены, что ваш брат не станет возражать?
– Уверена. Там, по-моему, еще надо переоборудовать кухню. Правда, для вас это не создаст неудобств, потому что обедать и ужинать вы будете вместе с нами.
– Олимпия, вы исключительно любезны. Только мне кажется, что со стороны будет плохо выглядеть, если я стану ходить к вам постоянно.
– Можно сделать так, что этого никто не увидит.
Хозяйка встала и поманила Брента за собой. Он пошел следом, изо всех сил стараясь не пялиться на ее покачивавшиеся на ходу бедра. Олимпия прошла в заднюю часть дома и остановилась перед дверью, ведущей в оранжерею. Брент тотчас сообразил, как можно незамеченным переходить из одного дома в другой. Оранжерею снаружи закрывали заросли плюща, а в противоположном конце арочного прохода виднелась еще одна дверь, которая вела в соседнее здание. И ни один соглядатай не увидит, если кто-то проскользнет из одного дома в другой по укрытому от нескромных взглядов проходу.
– Гениально! Но должен спросить: зачем вам это понадобилось?
Олимпия открыла дверь ключом, затем ответила:
– Аретасу понравилась идея. Ведь так в любой момент можно перейти из одного дома в другой, не обращая внимания на погоду. Сейчас он пытается уговорить нашего кузена Квентина, который недавно купил соседний дом, устроить такой же проход. Знаете, когда Аретас начал свою работу, он еще не помышлял о женитьбе. И тогда решил: зачем сидеть в столовой в одиночестве, когда можно приходить есть к нам?
– Я буду делать то же самое, – сказал Брент, принимая протянутый ему ключ. – Благодарю, миледи. Чудесное решение. – Он широко улыбнулся. – И не только моей нынешней проблемы со слугами. Это поможет нам вместе заставить Миндена держать свои грязные лапы подальше от моей сестры.
– Прислать вам Томаса?
– Да, пожалуйста. Нам нужно обустраиваться. Позже обсудим, что мы с вами предпримем. Я, судя по всему, не смогу появляться в обществе, чтобы заниматься расспросами, – добавил граф, болезненно поморщившись.
Олимпия коснулась его руки.
– Мы все уладим, Брент, и вы себя реабилитируете.
– Весьма сомнительно, что мне удастся очиститься от грязи. Ведь последние два года я вел себя… Откровенно говоря, я далеко не ангел.
– Все, что вы делали, делали и другие, но их не отлучили от общества. Мне кажется, тут очень постаралась ваша мать. Чтобы в нужный момент вы не сумели найти поддержки в обществе и не помешали ей, понимаете?
– И она связала меня по рукам и ногам, чтобы я не сумел вытащить на свет божий делишки, которыми она занимается. Боюсь, мне придется попросить вас собрать кое-какие сведения.
