Симона Вилар - Леди-послушница
В какой-то момент Плантагенет поднял глаза на стоявшего у откинутого полога Артура, который втирал в зубы смесь для чистки из мела и мяты.
— Как у тебя хватает сил, чтобы еще заниматься собой? Ну прямо изысканная леди из теплой башенки с камином.
Артур прополоскал рот и вернулся к принцу.
— Я воспитывался в монастыре, а монахи имеют привычку следить за собой. Так что для меня это стало каждодневным ритуалом. Вам тоже приготовить порошок и полоскание? Знаете, свежее дыхание и здоровые зубы — это совсем неплохо. И дамам нравится.
— Хватит одной зубочистки. Ну ладно, ладно, — буркнул он, видя, что Артур уже готовит для него чистящий мел с мятой. — Наверное, ты прав, и я могу оказать тебе такую милость.
— Себе, — уточнил Артур.
Позже, когда Генрих выплеснул остатки полоскания наружу, они какое-то время стояли рядом и слушали гул военного лагеря: где-то звенела походная кузня — чинилось снаряжение перед боем, у костров виднелись силуэты солдат, кутающихся от ветра в плащи. Над головой нависало тяжелое небо, затянутое темно-серыми с синеватым отливом тучами, и лишь там, где вдали раскинулось море, еще реяла неширокая багряно-розовая полоска, маленькая и робкая. Если примета верна, завтра день будет ясный.
Они обратили на это внимание: погожий день подойдет как для причаливания судов из Кента, так и для штурма Бридпорта. Сам город уже исчезал в синеватой мгле сумерек и выглядел просто скопищем кривых линий и зигзагов.
— Они не долго продержатся, — негромко и уверенно произнес Генрих.
И вдруг его как прорвало: он стал говорить, что не ожидал такой длительной войны, ведь все начиналось так красиво и пышно. Когда его принимали в Шотландии, то собирали войска, и за ним ехали сотни копейщиков с развевающимися стягами. Императрица Матильда уверяла сына, что он законный наследник короны Англии, и он считал, что и многие думают так же. А вышло, что он увяз в этой бесконечной сырой и грязной войне, устал и не получает вестей из дома.
— Может, дело в том, что не всякий корабль в состоянии привезти вам послание с континента?
Генрих задумчиво теребил шнуровку на рукаве стеганого подкольчужного камзола.
— Мне нужны эти вести, я ведь отправлял гонцов. Мать могла бы понять, что значит не получать вестей из Анжу, когда нужны силы и поддержка. Мой отец всегда равнодушно относился к ее войне с англичанами, куда больше его волновала Нормандия, на которую он получил право благодаря браку с матушкой. И он добился там куда большего, чем она в Англии. Нормандия теперь уже принадлежит Плантагенетам, и мы принесли за нее омаж королю Людовику[104]. Стефан давно махнул на нее рукой, но упорно не желает смириться, что однажды и Англию потеряет. И тогда, как прямой потомок Генриха Боклерка, я возложу на себя английскую корону. Совсем неплохо, как думаешь? Корона графства Анжу, герцогская нормандская корона, да еще и английский венец.
Он немного помолчал и тихо добавил:
— Возможно, тогда она увидит во мне не только неуклюжего мальчишку.
Артур чуть улыбнулся в сумраке. Он знал, о ком говорит Генрих. И чтобы сделать ему приятное, попросил:
— Расскажите, какова она, французская королева Элеонора.
О ее величестве Элеоноре Аквитанской Генрих мог говорить, как истинный трубадур. Она самая прекрасная леди из всех, кого он когда-либо знал. Она грациозна, она хороша лицом и телом, у нее самые дивные зеленые глаза, настоящие изумруды. Она законодательница мод и обычаев. И надо же, ей достался в мужья такой полумонах, как Людовик. И все же Элеонора сумела привить его двору самые изысканные манеры, она любит турниры и охоты, в коих сама неизменно принимает участие. Многих смущает смелое поведение королевы, но еще больше людей ей подражают и сильнее стремятся добиться ее благосклонности, чем милости ее супруга. А ныне она в Святой земле, сама возглавляет свои отряды, и Генрих уверен, что она в крестовом походе прославится более Людовика. Ибо вести из Святой земли не указывают, чтобы Людовику сопутствовала удача, а вот о приключениях королевы говорят неустанно. Даже о ее якобы внезапной любви к Раймонду, графу Триполи. Но Генрих скорее готов поверить в то, что это граф Раймонд потерял голову от прекрасной французской королевы. Ибо она такая, что из-за нее любой забудет сон и покой.
— Как вы? — усмехнулся Артур.
— В этом нет ничего смешного! — обиделся Генрих.
— Но я еще не забыл, как вы бросали все дела из-за золотистых глаз некой Ависы из Глочестера.
Генрих молчал, но Артур понял, что он улыбается в темноте. Это же чувствовалось по его голосу.
— О, Ависа! Она особенная. Понимаю, отчего был так мрачен милый кузен Вилли, когда пришлось уступить мне прекрасную валлийку. Ависа многому меня научила, куда большему, что я ранее познал в объятиях хорошеньких анжуек и нормандок. А ныне Ависа беременна от меня, — добавил он со значением. — И непременно родит мне сына. От меня могут быть только сыновья! Двое уже живут в Анжу, а этот будет третьим. Я позабочусь о нем, вот увидишь.
— Это будет богоугодное дело. Ребенок должен знать, кто его отец, — произнес Артур с невольно прорвавшейся в голосе печалью. — Должен знать, какого он рода.
Но Генриху было не до грусти Артура — он опять говорил о королеве и под конец просто огорошил Артура, заявив, что надеется однажды заполучить эту блистательную женщину.
Его самоуверенность не знала границ, и Артур не смог сдержать невольного смеха.
— О, милорд, вы все же порой отдавайте себе отчет, что Элеонора Аквитанская не для вас.
— Отчего же не для меня? — стал наступать на него Генрих. — Я что, недостаточно родовит? Или не нравлюсь женщинам? Или слаб как мужчина? Или хуже тебя играю на лютне, чтобы прекрасные глаза не выделили меня среди прочих?
Он даже ударил Артура, и тому пришлось пятиться, пока не скрылся в палатке от наступавшего на него с кулаками Генриха. При этом он уворачивался и смеялся, потом стал бегать от Плантагенета вокруг широкого походного ложа, пока Генрих не перескочил через него, повалил на шкуры на полу, и какое-то время они боролись и хохотали. А когда выдохлись и просто лежали рядом, Артур сказал:
— Вы мечтаете о французской королеве, милорд. Слышите мои слова — о королеве Франции! А она, помимо того, еще и замужняя дама. Вы как-то забываете об этом, мечтая о ее любви. Даже пусть она позволит вам поднимать за нее копье на турнирах, целовать ее руку и слагать песни, — все равно она останется женой другого.
Ответом ему был долгий глубокий вздох.
— Она мой далекий свет, Артур. И рано или поздно я ее добьюсь.
Он перевернулся и, приподнявшись на локтях, посмотрел на собеседника.
