Георг Борн - Новая царица гарема
Навстречу ей вышел слуга. Трепетным голосом в бессвязных словах спросила она о Сади-паше.
– Его сиятельства благородного Сади-паши нет дома, – отвечал слуга.
– Мне надо его видеть, – сказала Реция.
– Благородный Сади-паша отправился во дворец светлейшей принцессы и неизвестно, когда его сиятельство вернется оттуда.
– Во дворец принцессы Рошаны? – спросила Реция, едва владея собой.
– Ну да, мой господин женится на принцессе, – подтвердил слуга.
Реция должна была собрать все силы, чтобы не выдать своей слабости перед слугами, чтобы от глубокого потрясения не лишиться чувств, чтобы громко не вскрикнуть от скорби и отчаяния: она чувствовала, что все погибло.
Слуге были безразличны и бедная мать, и лежавший на ее руках ребенок. Он удалился, оставив ее одну. Сердце ее разрывалось на части, она задыхалась, порывисто вздымалась ее грудь, ей казалось, будто пол колеблется у нее под ногами.
– Возможно ли это? – спрашивала она себя, выходя, словно пьяная, из его квартиры. – Неужели это правда? Неужели Сади забыл свои клятвы?
Но она все еще сомневалась в возможности его измены. И снова разрывалось ее сердце от скорби, лишь только вспоминала она слова старой Макусы и слуги. Ее тоска, любовь и верность, неужели все было напрасно? А ее дитя, которое было прижато теперь к ее груди, залог их любви, неужели и оно должно быть покинуто, должно погибнуть?
Погруженная в свои грустные мысли, Реция незаметно подошла к хижине старого Гафиза. Был теплый день, он сидел за работой у открытой двери. Там стояла и старая Макуса и, вероятно, ждала ее.
Реция сама не знала, как добралась до их хижины, не знала, что с ней будет: она была в отчаянии. Гафиз не спрашивал ничего, он только взглянул на Рецию и угадал все. Другое дело Макуса.
– Что, убедилась ты теперь? – спросила она вошедшую Рецию. – Иначе и быть не могло. Он бросил тебя. Как теперь быть?
– Да, как теперь быть? – механически повторила за ней Реция и забилась с ребенком в угол.
На другой же день жадная Макуса дала ей понять, что она ей в тягость, ведь она более уже не могла рассчитывать на награду. Гафиз, напротив, старался своим ласковым обращением с Рецией загладить грубые выходки своей жены и ночью упрекал за это старуху.
– Что нам с ней делать? – злобно возражала ему Макуса. – Чем нам кормить ее, когда мы сами едва можем достать себе кусок хлеба?
– По крайней мере не будь так груба с ней.
– Груба или нет, все же мы не можем держать ее у себя.
– Завтра работа будет готова, ты отнесешь ее в город, вот у нас и будут деньги.
– Она ведь красивая женщина и всегда может найти себе другого, чего она, глупая, так горюет о паше, который вовсе и не думает о ней, – сказала Макуса.
Реция не спала и в соседней комнате слышала каждое слово, она была в тягость старикам, они хотели избавиться от нее и от ее ребенка. Что было ей делать? Куда деваться с мальчиком, который так безмятежно спал теперь у нее на руках?
На следующее утро старая Макуса отправилась в город относить работу и с несколькими вырученными за нее пиастрами вернулась к вечеру в свою хижину. Должно быть, она выведала что-нибудь новенькое: это было видно по ее многозначительному виду. Поговорив с мужем о работе, она обратилась к Реции, которая, удрученная скорбью, молча сидела в стороне.
– У меня есть кое-что и для тебя, – сказала она. – Долго ли будешь ты тут плакать и сокрушаться? Красота проходит, нет ничего хуже тайной скорби: она сушит человека, вызывает седину в волосах и морщины на лице и преждевременно старит его. Какая польза тебе плакать и сокрушаться? Ведь изменить ничего нельзя. Ты должна на что-нибудь решиться. Разве ты не молода и не прекрасна? Зачем же тебе приходить в отчаяние? Тебя ожидает лучшая жизнь, ты можешь быть так счастлива, как никто.
Реция унылым взглядом посмотрела на старую Макусу.
– Счастлива? – спросила она безрадостным голосом.
– Ты хороша и молода, – продолжала старуха, – ты всегда можешь составить свое счастье. Сегодня я случайно встретила старого торговца Бруссу из Стамбула и жаловалась ему на твое беспомощное состояние. «Гм, – заметил он, – если, как ты говоришь, она молода и хороша, я, может быть, приищу ей хорошее местечко. Пришли ее ко мне, я посмотрю там, что с ней делать. Богатый Формоза из Перы хочет купить себе жену. Быть может, она ему и понравится, и тогда она может быть уверена в своем счастье».
– Богатый Формоза? – спросил Гафиз. – Это хороший пожилой господин.
– Вот видишь! Я обещала Бруссе, что ты завтра придешь к нему.
– Чтобы он меня продал? Чтобы я стала женой человека, которого я никогда еще не видела, человека нелюбимого? – вскричала Реция. – Не требуй от меня этого.
– Как, ты отказываешься от подобного счастья? – сказала со злобой Макуса. – Вот как! Чего ж тебе еще надо? Чего ты намерена ждать? Не возвращения ли Сади-паши? Не его ли свадьбы с принцессой?
– Ты должна спокойнее говорить с ней, – заметил Гафиз. – Она принимает все это близко к сердцу.
– Она должна слушаться советов старых, опытных людей. Ребенка я возьму у тебя, пусть он воспитывается здесь, ты будешь каждый месяц платить мне за его содержание, – говорила Макуса, – никто не должен знать, что ты была женой Сади. Завтра я отвезу тебя к Бруссе, если только тот тебя увидит, ты будешь иметь хорошее место в богатом доме, это верно.
– Сжалься надо мной и не принуждай меня к этому. Я не могу быть женой другого, я лучше готова умереть.
– Говорю тебе, что ты дура! – бешено вскричала старая Макуса. – Не думаешь ли ты вечно оставаться здесь? Поупрямься-ка еще у меня! Отчего ты не хочешь идти к другому?
– Не спрашивай меня. Я не могу этого сделать. Я принадлежу Сади, хотя он меня забыл и покинул.
– А я говорю тебе, что завтра ты пойдешь со мной к Бруссе! – в бешенстве вскричала старуха. – Не безумная ли она? Любит человека, который и знать ее не хочет! Да еще отвергает такой прекрасный случай составить свое счастье. Старый Формоза ищет жену в свой гарем, так как у него умерла его любимая жена. Очень мне надо спрашивать, хочешь ли ты или нет. Ты должна слушаться опытных старых людей: они лучше должны знать, что хорошо и что дурно, и позаботиться о том, чтобы ты не погибла. Любовь к паше! Какое дело ему до твоей любви и верности!
Реция ничего не отвечала, она сделала вид, как будто покорилась, по крайней мере так объясняла себе старуха ее молчание. Бедняжка неподвижно сидела, глядя в одну точку. Она слышала каждое слово старухи, которая через торговца невольниками Бруссу хотела продать ее старому богатому турку и, конечно, получить за это свою долю барыша. Она видела, что теперь все погибло. Она стояла у пропасти, на краю гибели. Ее хотели оторвать от ее ребенка, от ее единственного сокровища, от нее требовали, чтобы она нарушила любовь и верность Сади. Нет, она никогда не сделает этого. Лучше встретит она смерть. Да, смерть казалась ей спасением. Мысль разом избавить себя и ребенка от всех нужд и скорбей, от всех забот и бедствий имела для нее в эту минуту что-то невыразимо заманчивое. Тогда все было бы кончено. Тогда она сохранила бы верность своему Сади. Что ей было в жизни теперь, когда он ее покинул? Она не сердилась на него, не проклинала его, хотя сердце ее и разрывалось на части, она простила ему все. Она была бедной, недостойной его девушкой, его же ожидали блеск, слава и величие, ей не место было в его доме. Лучше всего ей было умереть вместе с ребенком.
