Лори Макбейн - Золотые слезы
— Да, я помню этот разговор, — признался Этъен, и в его голосе задрожали слезы. — Это было через несколько дней после того, как Николя обвинили в убийстве Франсуа.
Николя грозно шагнул вперед, но остановился, когда увидел, что Алан потянулся к пистолету.
— Так это был ты?! Ты убил Франсуа?! Господи, я мог заподозрить кого угодно, но только не тебя!
— Еще бы, ведь я всегда был вне поля зрения Монтань-Шанталей! На меня никто не обращал внимания. И особенно высокомерно всегда держался Франсуа. Хоть бы раз заговорил со мной! Так ведь нет! Только и знал, что разъезжать на своей кобыле по полям. Он всегда был дураком, выскочкой. Вы оба сыграли мне на руку, когда затеяли эту глупость с дуэлью. Я притаился за дубом и ждал, пока ты поднимешь пистолет, и тут же прицелился сам. Выстрелили мы одновременно. Только я в отличие от тебя целился Франсуа в сердце и попал. — У Николя побелели губы, а ладони невольно сжались в кулаки. — Когда Франсуа не стало, тебя с позором прогнали, и мне ничто не мешало занять ваше место. К чьей еще груди мог припасть убитый горем старик? Мы очень сблизились с Филипом, и все шло прекрасно… по крайней мере до тех пор, пока эта сука Селеста не родила Жана-Филипа! Сына! Наследника! Я не мог поверить в то, что после долгих лет бесплодия ей удастся это сделать. И вот у меня снова появился соперник, новый Монтань-Шанталь. Однако Филип успел написать завещание на мое имя до его рождения. Я с легкостью нашел его, покопавшись в столе у отца. Но в один прекрасный день Филип послал за поверенным, и я понял, что он собирается изменить завещание. У нас произошел неприятный разговор. Я сказал, что он не имеет права лишать меня наследства, поскольку я тоже его сын. И потом, разве кто-нибудь другой вложил в эту землю столько, сколько я? Филип был потрясен, когда я прямо заявил о своих правах. Он тут же заподозрил меня в убийстве Франсуа и задал вопрос в лоб, так что я растерялся и не посмел солгать. Надо было видеть его лицо в тот момент!.. Филип ударил меня по лицу и прогнал. А на следующий день, когда мы с ним осматривали дамбу, велел мне убираться из Бомарэ, в противном же случае пригрозил пристрелить как бешеного пса.
Николя и Этьен многозначительно переглянулись, заметив, как напряглись жилы на шее у этого человека, который так долго носил в душе тяжесть греха и теперь, исповедуясь, получал облегчение.
— Я не мог в это поверить! — продолжал Алан. — Я вдруг возненавидел его за то, что он украл у меня имя, состояние, будущее. Мне пришлось заявить ему, что я все равно стану хозяином Бомарэ и что ему не удастся поступить со мной так же, как с тобой. Когда я упомянул твое имя, он словно помешался. Филип бросился на меня и отхлестал кнутом, как раба, как последнюю собаку! Отец был очень силен, но я оказался сильнее и сбил его с ног. Я ударил его по лицу. Он стал пятиться, стараясь сохранить равновесие, но упал, ударился затылком о ствол дуба и свалился в реку. Несколько минут он продержался на поверхности, а потом с головой ушел под воду. Его тело нашли через несколько дней…
Николя стал медленно наступать на Алана, но тот схватил пистолет и направил его в грудь брату.
— Ни с места! — крикнул Алан. — Я не хочу убивать тебя, так не вынуждай меня это делать. У тебя нет никаких доказательств моей вины, а у меня есть завещание! Все по-прежнему видят в тебе убийцу Франсуа. Ты здесь чужой, а я нет. — Николя молча надвигался на него. — Остановись, в последний раз предупреждаю! Я очень благодарен за то, что ты вовремя появился и помешал Селесте продать поместье Амариллис. Никогда бы не подумал, что буду так рад тебя видеть, а обрадовался. Особенно когда узнал, что ты разбогател. Я испугался поначалу, потому что решил, что ты все знаешь. Но ты молчал, а потом стал осторожно выведывать информацию у меня, и я успокоился, поскольку понял, что Филип не успел ни о чем рассказать тебе. Повторяю, не вынуждай меня пристрелить тебя, братец, — добавил Алан, видя, что Николя приближается, не обращая внимание на угрозы.
— Я тебя уничтожу, — прошептал Николя и сделал еще шаг. Mapa в отличие от него осознавала всю серьезность угроз Алана и бросилась вперед, пытаясь остановить Николя. В этот момент Алан нажал на курок. Громовой выстрел потряс тишину кабинета, и вслед за ним раздался испуганный крик Пэдди, мальчик увидел, что плечо Мары обагрилось кровью. Николя успел подхватить девушку на руки, его лицо исказили боль и страх. Mapa слабо улыбнулась и стала медленно терять сознание.
— Бог мой, Алан! — воскликнул Этьен, и в его глазах задрожали слезы стыда и ярости.
— Вторая пуля будет твоей, Николя, — пообещал Алан. — Извините, мадемуазель О'Флинн, я вовсе не хотел застрелить вас.
— Мастер Николя! Мастер Николя! — В кабинет с тревожным криком ворвался дворецкий. — Вода прибывает! Река стремительно надвигается, сэр!
Николя обвел взглядом присутствующих, посмотрел на пистолет в руке Алана, по-прежнему направленный на него, и решил временно отступить.
— Все еще только начинается, Алан. Напрасно ты думаешь, что я оставлю тебя в живых после всего, что ты сделал, — сказал Николя, прижал ослабевшую Мару покрепче к груди и обратился к Этьену: — Вы идете с нами?
Этьен сконфуженно кашлянул и молча кивнул в ответ. Николя подал знак дворецкому, и тот, взяв под руку мгновенно постаревшего на десяток лет Этьена, повел его в экипаж. Пэдди схватился за полу сюртука Николя, который тоже двинулся к выходу, не удостоив торжествующего Алана даже взгляда.
Устроив Мару на сиденье и проследив за тем, чтобы Пэдди, Джэми и Этьен заняли свои места, Николя удостоверился в том, что Сорсьер привязан к экипажу сзади и никто из челяди не забыт, и отдал распоряжение трогаться в путь. Вереница повозок с людьми и имуществом Бомарэ двинулась по направлению к Сандроузу.
Николя сел в экипаж рядом с Марой, которую препоручил заботам Джэми, и наблюдал за тем, как пожилая ирландка умело и эффективно приводит ее в чувство.
— Как она? — спросил он у Джэми.
— Я в порядке, Николя, честное слово, — слабым голосом отозвалась Mapa и поморщилась от боли, когда Джэми разорвала ее рукав.
— Ничего страшного, — сказала та, осмотрев рану. — Просто царапина. Пуля попала в предплечье и не задела кость. И все же интересно, кому и зачем понадобилось стрелять в нее?
— Алан целился в меня, но Mapa заслонила меня собой, — задумчиво вымолвил Николя. — И это была большая глупость с ее стороны.
При этих словах Mapa отвернулась и стала смотреть в окно, чтобы не встречаться с ним взглядом.
— Этьен, вы можете рассказать мне, почему так все получилось? Почему отец не признал Алана своим сыном? — спросил Николя.
— Столько лет прошло с тех пор… — вымолвил Этьен и нахмурился, стараясь воскресить в памяти события давних дней. — А мне все кажется, что Оливии не стало совсем недавно. Неужели с тех пор прошло сорок лет?! Уму непостижимо! Оливия стоит у меня перед глазами как живая. Она была прекрасной, удивительной женщиной и так сильно любила Филипа. Они встретились на каком-то балу, и он сделал ее своей любовницей. Их совместная жизнь была счастливой, но недолгой, поскольку в скором времени Филип женился на моей сестре Даниэле. Та тоже была красавицей, и твой отец действительно любил ее. Скажу больше, он боготворил ее. Но Даниэла отличалась чутким и обидчивым нравом. Она часто бывала не в духе, тосковала и нервничала. Только любовь к Филипу поддерживала в ней интерес к жизни. Даниэла считала его своей собственностью, и от одной только мысли, что у него может быть другая женщина, могла тронуться рассудком. Поскольку каждая женщина нашего круга уверена в том, что ее супруг имеет любовницу в Новом Орлеане, Даниэла тоже в этом не сомневалась. Она умоляла Филипа оставить ее, и тот поклялся выполнить ее просьбу. Оливия поселилась в новоорлеанском доме Даниэлы, и они перестали видеться с Филипом. Думаю, Даниэла никогда до конца не верила в то, что между ними все кончено, и эти опасения не покидали ее до конца дней. Тем не менее, у них с Филипом все было прекрасно, пока Даниэла не потеряла своего первого ребенка. Она не смогла этого вынести. После несчастья Даниэла была просто одержима стремлением родить Филипу наследника. Вероятно, она предполагала, что в противном случае рискует потерять мужа. Даниэла забеременела еще раз — и снова выкидыш. На этот раз ребенок оказался мальчиком, и ее горю не было предела. Неизвестно почему ей пришло в голову, что ее сглазила какая-то ведьма. Тогда она сознательно обрекла себя на затворничество и в течение нескольких лет не допускала к себе никого, включая Филипа. А он никогда не был святым, напротив, отличался жизнелюбием. Естественно, ему был просто необходим человек, готовый его утешить, и Филип вспомнил об Оливии. Они снова стали любовниками, и Оливия родила ему сына, которого назвали Аланом. Конечно, Оливия могла удовлетворить его страсть, но по-настоящему Филип любил только Даниэлу, и его любовь помогла ей оправиться после болезни. А может быть, Даниэла усилием воли заставила себя вернуться к нормальной жизни, опасаясь, что иначе потеряет Филипа навсегда. Она зачала еще раз и в течение беременности не вставала с постели. Возможно, именно поэтому ей удалось выносить ребенка. Родилась девочка, твоя сестра Дениза. Даниэла, окрыленная надеждой родить Филипу сына, сказочным образом переменилась, в ней невозможно было узнать прежнюю слабую, страдающую депрессиями женщину. Филип был безгранично счастлив. Но ему не хотелось, чтобы до Даниэлы дошли слухи о его связи с Оливией, что послужило причиной серьезного семейного конфликта. И тогда он обратился за помощью ко мне. Но здесь не было никакого самопожертвования, я с радостью взял на себя ответственность за Оливию и Алана. Я всегда любил эту женщину, но Филип познакомился с ней первым, да и хорош был в молодости необыкновенно, так что нет ничего удивительного в том, что Оливия предпочла его мне. Таким образом все и уладилось. Даниэла успокоилась окончательно, а Алан получил имя.
