Лариса Черногорец - Крепостной княжич
— Ой, матушки! Что случилось! Ой, люди добрые! Убили… Марфа голосила, упав на колени перед порогом. Порфирий подошел к Никите
— Что делать будем? Не выживет ведь, в нем весу как в ребенке, а она его прямо в шею. Если б в руку или ногу — другое дело, а тут — посмотри, он ведь пухнет весь.
— Запрягай лошадь, надо что есть духу к Федяевым. Петрушка хоть и павлин надутый, да чай не зря в академиях учился, может и придумает чего.
— Откуда гадюка то?
— Видно оттуда же откуда и волки. Подложили, думали барышня возьмет, а тут, вишь как — карле досталось. Ну ка, подсоби мне.
Никита подхватил Ли на руки. Шея и лицо того опухало на глазах. Он силился что- то сказать, но язык во рту распух и не слушался его. Порфирий кинулся за лошадью. Растрепанная, заплаканная Марфа побежала в комнату Даши. Слуги с ужасом в глазах толпились в каминной перешептываясь. Марфа, обернувшись, прикрикнула на них, велела убираться в людскую и, хлопнув дверью, вошла к Даше. Та сидела, ни жива, ни мертва, в том положении, в каком её Никита оставил на кровати, забившись в дальний угол, дрожа, натянув покрывало под самый подбородок. Марфа со слезами кинулась к ней, обняла её, прижала её голову к своей груди и, залившись слезами, запричитала:
— Дитятко моё, да у кого ж рука поднялась, да кто ж это удумал то! Что ж за беды на нашу голову! Ведь на волосок от смерти была! Полицию надо, Полицию! Батюшке вашему отписать немедля.
Даша, не шевелясь, смотрела в одну точку. В комнату вошел Никита.
— Все, барышня, отправили страдальца, Порфирий сам, лично к Федяевым повез, авось поспеют.
Марфа встала и, схватившись за сердце и охая, подошла к Никите.
— Да что ж это делается то! Никитушка! Ты посмотри на неё! Она ж как мертвая сидит. Холодная вся, как лед, дрожит, ни слова не промолвила за все время!
Никита, не отрывая от Даши взгляда, попросил Марфу:
— Мать, ты б послала кого прибрать там, а то там беспорядок такой! Пол в крови. Гадину эту я на задний двор выкинул. Здоровая! У нас таких я не видел.
— Да кого туда ночью сейчас загонишь — пойду сама все вымою. Ты побудь с ней, побудь, пока я приберу там, да потом поди Ульку поищи. Где мерзавка ходит в такое время! Ей бы при барышне сейчас быть.
Марфа вышла и, шаркая ногами, заторопилась в уборную. Некоторое время слышался плеск воды и ворчание, затем опять шаркающей походкой она заспешила прочь. Тишину нарушал сверчок, поющий где-то в углу под окном. Никита зажег свечу, взял холодные Дашины руки в свои и поцеловал их:
— Даша, Дашенька, все закончилось, слышишь, Дашенька! Его повезли к доктору. Петруша его спасет, обязательно, вот увидишь!
Послышались шаги. Марфа заглянула в комнату:
— Ты бы, Никитка, шел за Улькой — то, а я здесь с ней посижу…
— Не надо, мать, иди отдыхай, я здесь побуду пока, а как ей полегче станет — лягу в каминной. А Ульку я сейчас кликну, ты иди, ложись.
— Виданное ли дело — ночью в хозяйской комнате мужику… — ворча Марфа удалилась.
Даша сидела без движения, по-прежнему смотря в одну точку. Сейчас даже голос Никиты не имел на неё влияния. Никита встал и вышел из комнаты. Звякнуло стекло. Через минуту он вернулся с бокалом коньяка. Подойдя к Даше, он влил ей добрую половину напитка в рот. Даша закашлялась, кровь бросилась ей в лицо. Она разрыдалась и с кулаками накинулась на Никиту.
— Да как ты! Как ты смеешь…
— Ну вот, хорошая, моя, вот и пришла в себя, все хорошо, слышишь, все будет хорошо, — он держал рыдающую и пытающуюся поколотить его Дашу за руки.
— Ну почему я! — Даша билась в истерике, — Почему я!? Почему это происходит? С тех пор как я вернулась, — ни одного спокойного дня, а теперь вот это! Кому я сделала плохо?! Кто хотел меня убить?! Никита, Никита, ну что ты молчишь, как дубина! — она вырвалась из его рук, покрывало сползло, в тусклом свете свечи обнажив её грудь. Она не замечала этого, она глядела на Никиту, а тот, словно во сне, обнял её и поцеловал. Он целовал её глаза, мокрые от слез, губы, шею. Точно в бреду, Даша шептала:
— Никитушка, мой Никитушка, мой любимый, не оставляй меня никогда, слышишь, не бросай меня одну. Люблю тебя…
Никита уже не мог остановиться. Свеча погасла, и темнота накрыла обоих. В объятьях Никиты Даша согрелась и расслабилась. Его поцелуи разожгли в ней желание, которого она раньше не испытывала. Он шептал ей на ухо что любит её, что всегда любил, с самого детства, что жизнь отдаст за неё и всегда будет с ней. Он обнимал её, и она чувствовала, как бьется в груди его сердце. Его поцелуи становились все увереннее и настойчивее. Запретные доселе ласки ей так нравились, что она даже не думала останавливать его. И только когда она поняла, что сейчас всё случится — она испугалась:
— Нельзя, Никита, не смей…Я боюсь…
— Чего…
— Всего… того, что будет
— А что может быть страшного, чего ты так боишься
— что будет больно!
— Маленькая моя, я и забыл, что твой муж уехал прямо со свадьбы. Так ты и не стала женой по настоящему….Больно только чуть-чуть сначала, — он поцеловал её в губы. Она закрыла глаза. Резкая боль, короткий вскрик, поцелуи и ласки Никиты, в которых она тонула как в омуте, и она уже не помнила сегодняшнего страха. Она не желала думать, что было раньше, и что будет потом. Она чувствовала его в себе, сливалась с ним, была его продолжением. Волна наслаждения, откуда-то снизу прокатилась по всему её телу, сладкими судорогами, словно взрывая мозг. Даша охнула и обняла Никиту так крепко, как только смогла. Слезы потекли по её лицу. Никита, целуя её, вытирал их.
— Тебе было хорошо? — Он с улыбкой смотрел на неё
— Я не знала что это так хорошо!
— Я так тебя люблю. Правда, было не страшно.
— Мне с тобой ничего не страшно. Только будь со мной, всегда будь со мной. Я люблю тебя.
Рассвет застал их в постели, в объятиях друг друга.
* * *Даша проснулась от скрипа половицы в комнате. Открыв глаза, она обнаружила себя в объятиях Никиты, который тоже сонно поднял голову с подушки и огляделся вокруг. Около постели, зажав рот руками и округлив свои синие глаза, стояла Ульяна. Даша с Никитой сообразили мгновенно, что их застали, и что за этим последует. Ульяна отступила в сторону двери. Никита одним прыжком оказался у двери и закрыл её на ключ. Поспешно натянув одежду, он присел на кушетку возле кровати:
— Дашенька, а ведь она Федору проболтается, это точно. А Федька у нас хуже бабы. Вся дворня знает, как хороша его Ульяна, он уж всем похвастал.
— Барышня! О чем это он! Барышня, я все объясню, простите…
— О чем это он? — Даша встала с постели. Пятно крови на её простыне говорило само за себя. Даша накинула пеньюар, сдернула простыни с кровати и свернула их клубком:
