Элизабет Вернер - Фея Альп
– Папа говорит, что это маленькое чудо архитектурного искусства, – спокойно проговорила Алиса.
– Я был бы очень рад, если бы мое произведение сделало мне честь как архитектору; ведь, собственно говоря, архитектура вовсе не моя специальность, но дача предназначена для вас, и я не хотел предоставлять ее постройку никому другому; я просил и получил от вашего батюшки право выстроить этот маленький горный замок, который, как он мне сказал, предоставляется вам в личное пользование.
Намек был достаточно ясен, и полученное от отца право было слегка подчеркнуто. Но молодая девушка не смутилась, она только сказала, по обыкновению, вяло и безучастно:
– Да, папа хочет подарить мне виллу, а потому я не должна видеть ее, пока она не будет закончена. Вы проявили большую любезность, взяв на себя ее постройку.
– Напротив, с моей стороны было эгоизмом навязываться, потому что каждый архитектор в конце концов требует награды, и цена, которую я потребую, может быть, покажется вам чересчур высокой. Но вы позволите мне все-таки высказать одну просьбу?
Алиса медленно подняла на него свои большие темные глаза; ее вопросительный, почти печальный взгляд, казалось, искал чего-то в красивых, энергичных чертах молодого человека. В них выражалось оживление, напряженное ожидание, но больше ничего, и вопросительно устремленные на них глаза снова скрылись под опустившимися ресницами. Ответа не было.
Однако Вольфганг как будто принял это за поощрение. Он встал и подошел к креслу молодой девушки.
– Моя просьба очень смела, но смелым Бог владеет. Так я сказал когда-то вашему батюшке, когда просил его представить меня вам; эта поговорка всегда была моим девизом, пусть же она будет им и сегодня. Хотите выслушать меня, Алиса?
Она слегка наклонила голову и позволила Эльмгорсту взять ее руку и поднести к губам. Он заговорил. Это было предложение по всей форме, сделанное почтительно, по-рыцарски изящно, причем голос весьма красноречиво подкреплял смысл слов, только в нем недоставало теплоты… Это было предложение, но не объяснение в любви.
Алиса слушала без всякого удивления: для нее давно не было тайной, что Эльмгорст попросит ее руки, и она знала также, что отец покровительствует ему. Он допустил молодого человека бывать в его доме и уже не раз в присутствии дочери подчеркивал, что Эльмгорста ожидает блестящее будущее, и это в его глазах гораздо важнее гербов аристократов, стремящихся на чужие деньги подновить потускневший блеск своего имени. Сама Алиса была слишком пассивна для того, чтобы проявить собственную волю, к тому же ей с детства внушали, что благовоспитанная девица может выйти замуж лишь за человека, выбранного ее родителями, и она, наверное, не почувствовала бы, что в предложении Эльмгорста чего-то недостает, если бы Валли не пришла в голову идея торжественно возвести ее в звание ангела-хранителя своей любви.
Да, шепот, который недавно долетал до ее ушей, капризные упреки и ласки девушки, всей душой полюбившей серьезного человека – все это звучало совсем иначе! А какой безграничной нежностью дышало все, что он говорил! Здесь же почтительно просили руки богатой наследницы, только руки, о сердце не было и речи.
Вольфганг кончил и ждал ответа. Он склонился над Алисой и спросил с упреком:
– Алиса… вы ничего мне не скажете?
Молодая девушка и сама видела, что должна что-нибудь сказать, но она не привыкла решать самостоятельно, и ее ответ прозвучал именно так, как следовало ожидать от воспитанницы баронессы Ласберг:
– Я должна спросить сначала у отца. Как он решит…
– Я прямо от него, – перебил Эльмгорст. – Я пришел с его согласия и разрешения. Вы позволите мне сообщить ему, что моя просьба и мои желания встретили у вас сочувствие? Могу я отвести к нему свою невесту?
Алиса тихо проговорила:
– Вам придется быть очень снисходительным ко мне. Я долго и тяжело болела в детстве, и это до сих пор еще тяготеет надо мной: меня точно гнетет тяжесть, которую я не могу стряхнуть с себя. Вы будете страдать, и я боюсь…
Она не закончила. Было что-то по-детски трогательное в ее тоне, в этой просьбе о снисхождении в устах молодой наследницы. Рука, которая принесет жениху княжеское состояние. Вероятно, Вольфганг почувствовал это: в первый раз во время разговора в его голосе прорвалось что-то вроде душевной теплоты.
– Не продолжайте, Алиса! Я знаю, что вы хрупкая девушка, которую надо беречь и лелеять, и буду охранять вас от всякого грубого прикосновения жизни. Доверьтесь мне, вручите мне свое будущее, и я клянусь своей… – «Любовью», хотел он сказать, но ложь не шла с языка этого гордого человека, который умел рассчитывать, но не в силах был лицемерить, и он договорил медленнее, – своей честью, что вы не раскаетесь.
Его слова звучали твердо и мужественно, и видно было, что он думает то же, что говорит. Алиса почувствовала это; она охотно положила свою руку в руку Эльмгорста и позволила ему заключить ее в объятия. Губы жениха в первый раз прикоснулись к ее губам; он говорил о своей благодарности, о своей радости, называл ее своей дорогой невестой. Словом, помолвка совершилась по всем правилам. Недоставало только пустяка – того ликующего признания, которое недавно вырвалось у маленькой Валли сквозь смех и слезы: «Я так люблю тебя, так безгранично люблю!»
Глава 5
Парадные приемные залы в доме Нордгейма были залиты светом: праздновали сразу и день рождения дочери хозяина, и ее помолвку. Для общества то был сюрприз, потому что, несмотря на все слухи и сплетни, никто не верил всерьез в возможность такого союза. Ведь это неслыханно, чтобы один из богатейших людей в стране отдал руку своей единственной дочери молодому инженеру самого скромного мещанского происхождения, не имеющему никакого состояния и обладающему только талантом, который, впрочем, сулил ему большое будущее.
Все знали, что здесь не было никакой романтической истории: Алиса считалась вообще весьма ограниченной и не способной на глубокое чувство. Тем не менее она представляла партию первого разряда, и известие о ее помолвке принесло горькое разочарование аристократам, которые за ней усиленно ухаживали. Нордгейм еще раз доказал, что не ценит преимуществ, которые давало ему богатство: он мог бы купить дочери графскую корону, а выискал себе зятя среди служащих своего железнодорожного общества. Это возмутительно! Однако на празднество явились все, кто только был приглашен: всем хотелось посмотреть на счастливчика, который отбил невесту у знатных претендентов и которого судьба внезапно вынесла на вершины жизни, суля ему миллионы.
Незадолго до прибытия гостей Нордгейм вошел с женихом в приемный зал. Он был в прекрасном настроении и в полнейшем согласии со своим будущим зятем.
