Лайни Тейтум - Трудная роль
– Не принимайте мои слова буквально. И все же это невозможно. Простите меня.
Ричард отдалился от нее так же надежно, как если бы вышел из комнаты, оставив гостью в одиночестве.
– Если в Чесли будет жить моя красивая кузина, это заставит всех моих знакомых джентльменов позеленеть от зависти. Кроме того, на этом наверняка будет настаивать моя мать. Если это вам не по вкусу, примите мои соболезнования. Но будет именно так.
Как только вы освоитесь, я привезу сюда мать и познакомлю вас. Тот факт, что вам придется жить здесь без подходящей компаньонки или кузины, еще одна трудность. Но моя мать имеет большой опыт в таких делах. Пребывание под одной крышей со мной не должно подвергать риску вашу репутацию. Возможно, теперь матери придется переехать в Чесли, хотя ее здоровью вреден морской воздух.
– Я была замужем, поэтому жизнь под одной крышей с вами не может повредить моей репутации. Я вижу, вам наскучила эта беседа. Прошу разрешения удалиться.
– Наскучила? Не сказал бы. Значит, я не могу повредить вашей репутации? Очень наивная мысль. Особенно для женщины, являющейся наполовину француженкой. Мадам, где ваш пресловутый французский здравый смысл? Конечно, в будущем вы собираетесь снова выйти замуж. Позвольте заверить, что это будет чрезвычайно волновать вашего избранника.
– Я не имею намерения снова выходить замуж. К тому же тащить сюда вашу бедную мать ради соблюдения правил никому не нужного этикета просто смешно. Кого интересует репутация какой-то бедной родственницы?
Он даже не посмотрел на нее. Просто нахмурился и уставился на свои сверкающие сапоги.
– Очень хорошо, – сказал герцог. – Где-нибудь через месяц, когда Эдмунд доведет вас до белого каления и вам захочется его задушить, вы съездите в Лондон. Обещаю, вам не придется там выходить замуж за первого встречного.
– Я вообще не хочу покидать Чесли.
– Там увидим, – ответил Ричард. Он вынул из кармашка часы и посмотрел на циферблат. – Уже поздно. Возможно, ваши неразумные речи вызваны утомлением.
– Милорд, вы считаете меня глупой только потому, что я не одобряю вашего образа жизни. О Боже… Я оскорбила вас? Прошу прощения. Вы не передумали? Я могу остаться здесь в качестве няни Эдмунда?
– Знаете ли вы, – после небольшой паузы спросил герцог, – что до сих пор я ни разу не встречал подобной женщины? Вы спокойно шли по одной дороге, а потом неожиданно свернули на другую, которая ведет в обратную сторону. В вас есть что-то сбивающее с толку. До сих пор я успешно решал подобные загадки. Не хотите пожелать мне спокойной ночи? Нет-нет, молчите. Я дам вам шанс сбежать из гостиной, не подвергая хозяина новым оскорблениям. – Ричард шагнул к ней, но вдруг остановился. Его длинные пальцы задумчиво потирали подбородок. – Прежде чем вы уйдете, я хочу уточнить у вас, как вы представляете себе мой образ жизни.
Она подняла глаза и посмотрела ему в лицо.
– Я считаю вас человеком, принадлежащим к высшему обществу. Человеком, который может получить практически все, что пожелает, стоит ему щелкнуть пальцами. Короче говоря, человеком, который благодаря своему богатству, титулу и личным качествам может позволить себе любую прихоть.
– Иными словами, человеком, не слишком достойным уважения.
– Милорд, я всегда буду считать вас человеком, достойным уважения. По-моему, вы очень добры. В самом деле, с какой стати мне думать по-другому? – Она пошла к дверям гостиной, взялась за ручку, но остановилась и слегка обернулась. – В конце концов, разве вы не позволили бедной свояченице вторгнуться в вашу твердыню?
– Вот и еще одна грань, – вполголоса сказал Ричард. – Надеюсь, вы не пожалеете, что приехали сюда.
– Я не могу пожалеть об этом, милорд, – сказала она и быстро вышла из комнаты.
Эти слова поразили Ричарда. Он пошел в библиотеку. Час спустя, готовясь ко сну, он решил отложить свое возвращение в Лондон по крайней мере на неделю, пока не убедится, что Эванджелина и Эдмунд нашли общий язык.
Глава 8
Дождь лил как из ведра; водосточный желоб, проложенный перед старой постройкой из серого камня, был переполнен. Она слышала гулкое эхо своих шагов по каменному полу. Такого страха она не испытывала ни разу в жизни. Один из двух конвоиров втолкнул ее в маленькую комнатушку. Перед единственным узким окном стоял письменный стол, за которым сидел молодой человек, настолько худой, что казался изможденным. Он был похож на монаха, обитателя кельи. Стол был очень старый, исцарапанный; на его крышке не лежало ни единой бумажки. Молодой человек медленно встал, не сводя с нее глаз. На нем был черный старомодный суконный камзол и бриджи.
Он подошел к ней, взял за подбородок тонкими длинными пальцами и заставил поднять голову. Девушка попыталась отпрянуть, но один из провожатых заломил ей руку за спину и негромко сказал на ухо:
– Мадемуазель, стойте смирно, иначе я сломаю ваше прелестное крылышко.
Пальцы, державшие ее подбородок, напряглись, а затем внезапно разжались. Молодой человек указал на стул.
– Садитесь.
Она села. Выбора не было. Хотелось спросить, где отец, но слова не шли с языка. Зачем их привезли в Париж?
– Меня зовут Ушар. Вы нужны мне. Вы сделаете то, что я скажу, иначе я убью вашего отца, – бесстрастно произнес мужчина.
Хотелось крикнуть: зачем? Что вам нужно?
– Вы хороши собой. Отлично. Герцогу нравятся только красивые женщины. Если понадобится, вы будете спать с ним.
Она вскочила с расшатанного стула и воскликнула:
– О чем вы говорите? Какой герцог? Я не знаю никакого герцога! Что вы сделали с моим отцом?
– Еще как знаете. А вскоре узнаете еще лучше. Вы наполовину англичанка. Я нахожу забавным, что вы поможете мне добиться своей цели. Англичане привыкли думать, что правы только они и никто другой. Я думаю, не переспать ли с вами для начала мне самому, дабы убедиться, что вы сумеете соблазнить герцога, если, конечно, до этого дойдет. – Он повернулся к первому конвоиру. – Вы раздевали ее? Осматривали?
Тот покачал головой.
– Цыпочка была слишком испугана, а ее папаша просто лез вон из кожи. Я боялся, что его придется убить. Хотите, чтобы мы раздели ее сейчас? – Ушар посмотрел на Эванджелину, медленно покачал головой и вдруг рассмеялся.
Он смеялся долго, а затем без предупреждения монотонно запел по-латыни – ни дать ни взять кюре, читающий проповедь прихожанам.
Люди, стоявшие за ее спиной, присоединились к Ушару; их голоса, высокие, чистые и звонкие, как у мальчиков, эхом отдавались от стен кельи…
Эванджелина вздрогнула и очнулась. Сердце колотилось, по лицу катился пот, она задыхалась.
Сон.
