Барбара Картленд - Звезды над Тунисом
Пока не станут старше, они будут смотреть на мир широко открытыми глазами, словно он — удивительное место, в котором они никогда не узнают несчастья.
Маркиз часто видел таких детей и, хотя ругал себя за сентиментальность, их красота неизменно брала его за сердце.
Стоя неподвижно, чтобы не спугнуть бедно одетых детишек, маркиз увидел Сабру, сидящую под фонарем. Это она пела.
На руках она держала арабчонка, и маркизу потребовалось несколько минут, чтобы понять, что ее песня — с детства знакомый ему церковный гимн.
Сабра пела по-арабски.
Слушая ее, маркиз восхитился, как умело девушка перевела слова и как удачно они ложились на музыку.
Все вещи яркие и красивые,
Все создания великие и малые,
Все вещи мудрые и удивительные,
И все это создал Аллах.
Сабра умолкла, а когда дети шумно потребовали спеть еще, уговорила их петь вместе с ней.
Мелодия была непривычна для них и потому трудна, но слова запоминались легко, да и девушка подсказывала им.
Дети запели высокими, пронзительными голосами, и Сабра присоединилась к их хору, ведя и ободряя их.
Внезапно маркиз с изумлением понял, что она без очков.
В первый раз он увидел ее глаза — такие же большие на ее личике, как глаза арабских детей, и такие же красивые.
Только они были не темными и не голубыми, но маркиз был почти уверен, хотя видел не совсем отчетливо, что они зеленые с золотом.
Этот цвет напомнил ему прозрачный летний поток.
Песня кончилась. Дети закричали — как сделали бы дети в любой стране, — что хотят послушать еще, но Сабра неохотно встала на ноги.
Она отдала малыша, которого держана на руках, арабской девочке, самой старшей из остальных детей.
Детвора обступила Сабру, протягивая к ней ручонки. Уцепившись за ее платье, они пошли вместе с девушкой к двери гостиницы.
До маркиза долетел ее мягкий мелодичный голос, говорящий детям, что она постарается вернуться и спеть для них снова.
— Но я путешественница, — добавила Сабра, — а путешественники не могут задерживаться надолго.
Положив ладони на головы двух ребятишек из окружившей ее стайки, девушка произнесла то слово, которое говорит каждый араб, когда прощается с другом.
— Мархаба — да пребудет с вами Аллах.
Когда Сабра дошла до дверей, дети кричали почти в унисон:
— Мархаба, мархаба, — и не утихали до тех пор, пока она не исчезла.
Странная это была сцена, совершенно неожиданная, но восхитительная.
Возвращаясь назад тем же путем, которым пришел, маркиз вдруг понял, почему Сабра носит темные очки.
Если бы девушка не носила их, ни один мужчина не прошел бы мимо нее.
Несомненно, она обнаружила это и воспользовалась очками как средством защиты.
Маркиз поднялся на веранду, а оттуда вошел в комнату, которую уговорил хозяина отдать им под личную гостиную.
Сабра уже сидела за столом, и слуги несли ей с кухни свежие блюда.
На столе стояла еда, купленная еще в Тунисе, в лучших магазинах города.
Проходя через стеклянную дверь, он увидел, что девушка снова надела очки.
И снова ушла в себя.
Маркиз подумал, не рассказать ли ей, что он видел?
Но решив, что это может смутить ее, он просто сел в кресло напротив Киркпатрика, который заговорил о планах на завтра.
— Мы уже проехали девяносто семь миль от Туниса, а отсюда до Эль-Дьема намного меньше.
— Надеюсь, что дорога будет хорошей, — откликнулся маркиз, краем глаза наблюдая за Саброй.
На ее губах играла улыбка, которой он прежде не видел, и маркиз понял: она улыбается потому, что была с детьми и они сделали ее счастливой.
«Что за удивительная девушка! — подумал он. — Почему она не поговорит со мной без всяких тайн?»
Не в сипах сдержать любопытства, маркиз встал, достал еще бутылку вина и подсел к Сабре.
— Чего бы вам хотелось? — спросил он. — Остаться на завтра здесь или рвануть к Эль-Дьему?
— Мне кажется, это решать вам, — ответила Сабра. — Это ваша экспедиция, не моя!
— Но должно же у вас быть свое мнение? — упорствовал маркиз.
— Едва ли оно… имеет значение.
— Это мне судить. Я задал вам вопрос и хотел бы получить ответ.
— Хорошо, — отозвалась Сабра, — поскольку нельзя, чтобы наша экспедиция чересчур затягивалась, думаю, нам следует, как вы выразились, «рвануть».
Маркиз поднял брови.
— Почему наша экспедиция не должна затягиваться?
— Вы знаете… почему.
— Неужели вы напоминаете мне о моем долге? — поинтересовался маркиз.
Девушка не ответила. Она взяла гранат и изящно очищала его, не отрывая глаз от красновато-розовой кожицы.
— Я задал вам вопрос, — сказал маркиз и подумал, что то и дело повторяет эту фразу с тех пор, как встретил Сабру.
Девушка улыбнулась, и он понял, что ее большие выразительные глаза смеются.
— Это так по-английски, — ответила она, — всегда подчеркивать очевидное.
Если вы умеете читать мысли, то и без моих слов должны знать, что я имею в виду.
— Если вы будете так со мной разговаривать, — заметил маркиз, — я останусь здесь на неделю, а то и на две!
Сабра засмеялась.
— Дня меня это не наказание, — ответила девушка, и маркиз понял, что она думает о детях и хотела бы снова спеть дня них.
Но не успел маркиз ответить, как Сабра встала со словами:
— Я устала, папа. Пойду спать.
— Очень разумно, моя дорогая, — согласился Киркпатрик, — я и сам собираюсь ложиться.
Девушка направилась к двери. Маркиз проводил ее взглядом, но не сдвинулся с места.
В дверях Сабра оглянулась и сказала почти издевательски:
— Доброй ночи, милорд. Мектуб.
Маркиз знал, что «мектуб»в переводе означает «так написано»и это слово пророка.
Им также прикрывали все неурядицы и всю лень в арабском мире, которые были очень далеки от намерений пророка.
И очень часто это слово означало отсутствие у человека воли и усилия, нежели смиренную покорность Высшей Воле.
Маркиз прекрасно понял, что имела в виду Сабра, говоря это, и его рассмешило нахальство девушки.
Но вместе с тем маркиз, криво усмехнувшись, был вынужден признаться, что Сабра очень ясно дает ему понять, что если бы он поступал как должно, то немедленно вернулся бы в Англию.
«Чертова девчонка! — подумал маркиз. — Меня не заставишь делать то, чего я делать не желаю!»
И тем не менее он отправился сообщить погонщикам, что завтра они оставят Кайруан и поспешат к Эль-Дьему.
Однако это оказалось проще сказать, чем сделать.
Дорога была тяжелая, все бугры да ухабы, и только на четвертый день, после трех ночевок в палатках, забрезжила надежда, что если они выедут рано утром, то достигнут Эль-Дьема до наступления ночи.
