Екатерина Левина - Соловей для черного принца
— И молишься ты утром и вечером?
— Да, сэр, — опять произнесла я. И добавила для верности. — Еще днем — до обеда и после!
— Замечательно, — произнес он, довольный моим усердием.
— А сколько времени ты отводишь на молитву?
— До тех пор, пока на коленях не появятся болезненные синяки, — с кротким смущением произнесла я, надеясь, что щеки мои покроются стыдливым румянцем. — Но эта боль мне только в радость, питая во мне стойкость и смирение.
— О, замечательно! Приятно видеть в столь юном теле стойкий дух.
Я постаралась покраснеть еще сильнее.
Мистер Пешенс позвонил в колокольчик у двери. Трель звонка еще не стихла, как в комнату вошла девушка, проводившая меня сюда. "Подслушивала!" — пронеслось у меня в голове.
— Пусть спустится миссис Пешенс и приведет сюда девчонку, — приказал мужчина.
Тильда Пешенс оказалась невысокой женщиной с коренастой фигурой и сухим, топорным лицом. Неопределенного цвета жидкие волосы были собраны в пучок на затылке и прикрыты чепчиком. Светлые глаза под нависшими бровями смотрели на мир с таким выражением, будто выискивали, что бы еще спрятать и запереть. Трудно представить себе человека более невыразительного и бесцветного.
Сибил была в таком же, как и миссис Пешенс, черном платье из саржи. Пришитый темно-серый воротничок не оживлял платье, а наоборот делал похожим на монашескую робу. Она, также как и я, нервно стискивала библию у груди. Тетка толкнула ее вперед, а сама встала позади нее, положив свои толстые с широкими ногтями пальцы на худенькие плечи Сибил. Мне почудилось, что девочка согнулась и поникла под их тяжестью.
— Это Найтингейл Сноу? Безобразное имя… — женщина внимательно оглядела меня, под конец осмотра ее губы брезгливо, словно перед ней жаба, скривились. — Про нее ходит столько разговоров. Уж, не из-за того ли, что она внучка старого лорда… Сопливое дитя! — вынесла она свой приговор и отвернулась, потеряв к моей скромной персоне всякий интерес.
— Благословение Господу, в нашей нечестивой деревне, еще остались дети, воспитанные в страхе пред всемилостивым царем небесным, — обращаясь к жене, заявил мистер Пешенс и благосклонно поглядел на меня. — Мисс Сноу одна из страждущих.
— Говорят, что девчонка суетливая егоза и зазнайка, — подала голос тетка Сибил в ответ на речь мужа. — Кстати, вы помните тот… забавный случай, где девочка оказалась в куче с навозом?
— Так значит, это та девочка? — задумчиво процедил мистер Пешенс и нахмурил щетинистые брови. — Что вы скажете на этот вопиющий инцидент, мисс Сноу. Подобное поведение просто не простительно для смиренной овцы. Смирение — высшая добродетель! А своей нетерпимостью, вы показали, что вовсе не так добродетельны, как хотите казаться.
— Не забывайте, муж мой, что с ее дурной кровью, проявление этих наклонностей вполне ожидаемо. Вспомните кто ее родители! Они попрали христианские заветы и волю отца, и как два преступника, бежали, чтобы предаться дьявольскому влечению плоти.
Нет, не зря с той минуты, как эта женщина вошла в комнату, я чувствовала к ней отвращение. Видя расположение ко мне мистера Пешенса, она специально говорила гадости обо мне. Если бы не Сибил, я бы открыто возмутилась теми порочащими словам и несправедливым обвинениям, которые бросила мне в лицо эта тетка.
— Что ты на это скажешь дитя? — словно издалека донесся до меня голос мистера Пешенса.
Огромным усилием воли, усмирив бушевавшие во мне чувства, я ответила довольно спокойно и даже одухотворенно.
— Сэр, тот случай, произошедший со мной, уверяю вас, вопреки моему желанию, стал тем поворотным событием, приведшим меня на путь истинный. Бог указал мне неправедность моего бытия и даровал силу духа, чтобы отречься от мирских благ и стать одной из смиренных овец его.
Я не смотрела на них, боясь выдать свои истинные чувства, поэтому не видела, как они отреагировали. Какое-то время длилось молчание, затем мистер Пешенс произнес:
— Вот видишь, Тильда, Господь прощает рабам своим их невежественную слепоту и дарует надежду занять свое место в многочисленном стаде его. Последуем же и мы его примеру.
— Пусть будет так! — услышала я надменный ответ его жены.
Я подняла голову и увидела, как миссис Пешенс холодно кивнула и с царственным высокомерием, не сочетавшимся с ее коренастой, переваливающейся фигурой и бесцветным почти неживым лицом, удалилась из комнаты.
Мистер Пешенс, впервые за все это время обратил внимание на Сибил, стоявшую у двери. Он пронзил ее грозным ненавидящим взглядом, от которого девочка испуганно съежилась.
— До сегодняшнего дня никакое наказание не подвигло тебя на духовную жажду. Невежество и равнодушие к религиозному свету зародило во мне подозрение в безнадежности твоей души.
Если до этого мужчина прохаживался из угла в угол, меряя комнату широкими шагами, то теперь он остановился у дивана и долго вглядывался в висящий на стене крест.
— Я с радостью несу свой крест, воспитывая тебя, и уверен, что мое терпение воздастся мне по заслугам. Но теперь Господь в помощь мне послал эту девочку, вырвавшуюся из соблазнов мирских и ступившую на истинный путь смирения. Надеюсь, что и ты, следуя ее примеру, познаешь всю радость духовного возрождения.
У меня возникло большое желание поскорее вырваться не от мирских соблазнов, а из этого дома и никогда больше не попадать сюда. Я отчетливо поняла, как горько и одиноко Сибил в этом мрачном доме с этими злыми, высокомерными людьми.
Время уже подходило к двум часам, а мы все еще были во власти мистера Пешенса. В течение нескольких минут он третировал Сибил своими обвинениями и рассказами о муках ада. Наконец, когда время пробило два часа, мы вышли из Равен-Хауса.
— Это, как побывать в клетке со львами! — воскликнула я, чувствуя себя так, будто только, что избежала верной гибели.
Мы опаздывали, и когда серый дом скрылся из виду, стремглав бросились в сторону Оурунсби. В холле нас встречала взволнованная миссис Тернер.
— Слава богу, — облегченно прижала она руки к груди. — Мы уж думали, что вас там съели.
— Знаете, мэм, — сказала я серьезно, — какое-то время я сама думала, что именно так с нами и собираются поступить.
Миссис Тернер заохала и, взяв нас за руки, повела в гостиную. Там уже стоял накрытый к чаю маленький столик у дивана, и были придвинуты два стула.
Еще раньше я представляла, как окажусь здесь, и какие чувства буду испытывать в старом доме матери и тети. Но вопреки ожиданиям, никакого родственного благоговения я не ощутила. Для меня Оурунсби был всего лишь домом достопочтенного мистера Тернера и его семьи.
