Сьюзен Виггз - Прими день грядущий
Когда мужчины отправились на охоту, Женевьева в ожидании устроилась на корме лодки с книгой, которую нашла в каюте у Лютера. Меньше чем через двадцать минут она услышала выстрелы, а вскоре, гордо неся добычу, показался Рурк. Даже Пруденс вышла из каюты посмотреть, чем вызвано такое торжество.
– Видишь, дорогая, – радостно гремел Рурк, показывая жене птицу. – Первая в моей жизни индейка!
С этими словами он наклонился и поцеловал Пруденс в лоб. Однако единственной наградой ему стала лишь слабая улыбка. Когда же Лютер взял птицу, чтобы ощипать ее, Пруденс с отвращением вздрогнула и отправилась обратно в каюту, так больше ни разу и не взглянув на мужа. Мальчишеская радость исчезла с лица Рурка.
Женевьева почувствовала растущее внутри нее негодование: ну почему Пруденс не может разделить с Рурком его удачу? Судя по всему, забота о жене очень важна для Рурка, но Пруденс как будто и не поняла этого. Женевьева едва не высказала все это подруге, однако сдержалась: вряд ли ей стоило давать советы в семейной жизни. Решив ни во что не вмешиваться, девушка снова решительно взялась за видавший виды аграрный справочник Лютера.
– Что ты читаешь? – поинтересовался Рурк, присаживаясь рядом.
Девушка молча повернула книгу так, чтобы он мог увидеть название.
Рурк усмехнулся:
– Тебе придется сказать мне, Дженни. Я не силен в книгах.
Женевьева с удивлением посмотрела на него:
– Ты не умеешь читать?
Он пожал плечами:
– Еле-еле. Меня никто никогда не учил этому. Ведь я стал работать в доках практически сразу, как только научился ходить.
Женевьева продолжала внимательно всматриваться в лицо Рурка. Хотя он улыбался и говорил беззаботно, ей показалось, что в его голосе прозвучали грустные нотки. Безусловно, Рурк Эдер, несмотря на всю свою самоуверенность, хорошо знал свои слабости, были у него и мечты. Женевьева даже удивилась, как это раньше никогда не приходило ей в голову.
– Это книга о сельском хозяйстве, – медленно сказала она. – Если я хочу что-то вырастить на своей земле, мне нужно учиться.
Через два дня лодка вошла в широкое устье Ривани, попросту называемое Дэнсез-Крик,[4] и Лютер Квейд пришвартовался к старенькой пристани. Женевьева, которая в это время загорала на солнце, болтая с Эми, тут же поднялась на ноги и с интересом стала рассматривать все вокруг: вдоль берега тянулись заросли куманики, в которых угадывалась едва заметная тропинка.
Пока Лютер закреплял лодку, Рурк решил помочь Женевьеве сойти на едва державшуюся пристань. Однако девушка быстро отдернула руку и сама вскарабкалась на скрипучий настил.
– В чем дело, Дженни? – с досадой спросил Рурк. Женевьева отступила на шаг – доски под ногами были очень ненадежны – и с вызовом сказала:
– Просто я не хочу, чтобы для меня что-то делали. Вот и все.
Покачав головой, Рурк поднял ее узелок.
– Тяжеловато.
Женевьева выхватила у него сверток, в котором лежали часы.
– Я справлюсь сама, Рурк Эдер!
– Надеюсь, что так, Дженни, – пробормотал Рурк, стоя рядом с девушкой и всматриваясь в виднеющийся выше по реке дом.
Он все больше хмурился при виде этого заброшенного строения, вокруг которого теснились такой же старый амбар и еще несколько надворных построек. Перед домом, прекрасно вписываясь в пейзаж, рос куст орешника, такой же серый и неопрятный.
– Если ты собираешься здесь жить, тебя ждут нелегкие испытания, – с тревогой проговорил Рурк.
Дом был построен явно второпях. Бревна уже потемнели от времени, стены слегка покосились, так что с одной стороны строение поддерживала большая каменная труба.
Но Женевьева не замечала всего этого. Она смотрела только на два расчищенных холма за домом, которые ждали рук земледельца.
Лютер взглянул на Женевьеву и с сомнением произнес:
– Да, это немного.
Девушка пожала плечами:
– Я никогда не хотела многого.
Она еще раз окинула внимательным взглядом холм и решительно направилась к дому. За ней последовал Рурк. Их встретил резкий запах потухшего очага и сырости. В доме оказалась всего одна грубо сколоченная табуретка; перевернутый ящик служил столом. На кровати лежал покрытый какой-то шкурой и одеялом матрас – все обтрепанное до ветхости. Над очагом на крючках висела уже заржавевшая кухонная утварь. Правда, сам очаг был глубоким и удобным для приготовления пиши.
Совершенно неожиданно для себя Женевьева увидела на каминной доске счеты. Она потрогала их пальцем и рассмеялась.
– Здесь у меня будет стоять кое-что другое, – заявила девушка, убирая счеты. Женевьева развязала свой узелок и достала часы. – Вот это будет лучше смотреться на моем камине, – пояснила она, водружая их на новое место. Женевьева осторожно завела часы и улыбнулась, прислушиваясь к мерному тиканью. Неожиданно в доме повисла напряженная тишина. Решив, что Рурк ушел, Женевьева оглянулась. Нет, он все еще оставался в доме, но смотрел на часы с выражением, которого девушка не могла понять. Сначала глаза Рурка расширились от удивления, затем гневно сузились, а уголки рта печально опустились.
– Откуда они у тебя? – тихо спросил Рурк, по-прежнему не отрывая взгляда от часов.
Женевьева посмотрела на него снизу вверх:
– Их должны были доставить Анжеле Бримсби, но вместо этого я сама выкупила часы из ломбарда. Конечно, это мелочно, но в то время я очень плохо относилась к миссис Бримсби.
Рурк тяжело вздохнул:
– Понимаю.
– Почему ты об этом спрашиваешь?
– Эти часы, они…
Женевьева искоса взглянула на него:
– Разумеется, ты считаешь, что эти часы слишком хороши для меня.
Рурк покачал головой.
– Нет, Дженни, совсем не то, – он хотел еще что-то добавить, но передумал. – Я уверен, что в твоем доме этим часам будет гораздо лучше, чем у Анжелы Бримсби.
Рурк с усилием оторвал взгляд от камина, повернулся и направился к двери.
Женевьева, как заколдованная, наблюдала за ним, затем, очнувшись, подошла к кровати и приподняла краешек одеяла, закашлявшись от пыли.
– Тебе нельзя здесь жить, – произнес Рурк уже от двери.
Женевьева с решимостью взглянула на него:
– Неужели, Рурк Эдер?
– Ты же видишь, девочка, это лачуга, хижина.
– Крыша, кажется, совершенно целая, – упрямо возразила Женевьева и топнула ногой, – и крепкий деревянный пол.
Молодой человек сокрушенно покачал головой, жестом приглашая Лютера в союзники:
– Пойдем с нами, Дженни. Лютер говорит, что это всего лишь три мили вверх по течению. Ты можешь жить с нами, пока не приведешь в порядок свой дом.
– Нет, – твердо сказала девушка.
На лице Рурка появилось нетерпеливое выражение.
