Мэй Макголдрик - Кольцо с изумрудом
– И после этого вы еще насмехаетесь над герцогом Бекингемом, который погиб под топором палача!
– Да, ладно вам, коннетабль! Эта смерть отсрочила союз между Англией и императором Священной Римской империи, по крайней мере, на два года. И это моя заслуга. А основную выгоду извлекли для себя вы и король Франциск I.
– Да, это было достигнуто благодаря вам, – взгляд французского министра был непроницаем. – Однако сейчас мы видим, что ваша дружба с Генрихом окрепла, и некоторые из нас сомневаются, можно ли вам доверять и впредь.
– Не обобщайте, приятель! И мне и вам отлично известно, что единственный, кому известно о сотрудничестве со мной, – это вы сами. Так что речь идет о том, что это вы перестали мне доверять, не так ли?
– Я никогда и не доверял вам. Я пользовался вашими услугами и платил вам за вашу работу, – с ледяным презрением ответил министр.
Гарнеш промолчал в ответ. Похоже, он ожидал других слов.
Элизабет застыла как статуя, все собственные проблемы вылетели у нее из головы. Как ей стало понятно из случайно услышанного разговора, сотрудничество Питера Гарнеша с французами продолжалось достаточно длительное время, и хотя сама она не питала особой любви к Англии, но ее возмущала сама возможность такого подлого предательства.
– Я уже сообщил вам, что король направляется прямиком в Кале, чтобы встретиться с императором Карлом. Что происходило раньше, я не знаю, но, если вы дорожите своими драгоценными соглашениями с Англией, вам лучше поспешить и не дать этой встрече состояться.
– И что вы мне предлагаете? Напасть на вашего короля? – презрительно скривился коннетабль. – Знаю, что вы не гнушаетесь ничем, но я должен сказать вам, что мы никогда не оскверним себя нападением на кого-либо, кто едет на мирные переговоры.
– Не разыгрывайте комедию! – Гарнеш отступил на шаг от французского министра. – Послушайте, коннетабль, я смертельно устал от всех этих ваших штучек. Я говорю вам, что можно сделать, но разве вы когда-либо послушались моего совета? Нет. У вас кишка тонка! Каждый раз когда доходит до дела, вы начинаете юлить. Ах, это-де подло, это негуманно – да я сто раз все это слышал! А дело просто в том, что вы – бесхребетный слизняк!
– Ах, вот как? – Француз двинулся на Гарнеша, сжав кулаки. – А вы в таком случае – собака, которая лает на хозяина, что бросает ей кость! Пора в конце концов вам знать свое место! Я тоже устал от ваших игр. И не забывайте, что случилось с герцогом Бекингемом, когда он был обвинен в предательстве. То же самое может случиться и с вами. Но если свидетельства, выдвинутые против него, были фальшивыми, то в вашем случае, можете быть уверены, будут абсолютно достоверными.
– Да никто не поверит вашим обвинениям! Никто не знает и не может засвидетельствовать…
– Да. Никто, кроме меня, предатель! Но моего слова вполне достаточно!
– Уж вам-то Генрих точно не поверит.
– Дурак, ты забываешь, какие у меня связи!
Движение Питера Гарнеша было молниеносным – его руки сомкнулись на горле французского министра. Тот захрипел, извиваясь, пытаясь освободиться из смертельной хватки англичанина. Воспользовавшись тем, что у Гарнеша были заняты руки, он начал отчаянно бить его по лицу. У англичанина хлынула из носа кровь, но он не выпускал свою жертву.
Лишь на секунду Гарнеш отнял правую руку, но лишь затем, чтобы вытащить кинжал. Удар кинжалом в живот – и тело француза согнулось пополам и начало медленно оседать на землю.
Элизабет из-за кустов с ужасом наблюдала, как на темной лесной поляне перед ней в результате подлого убийства уходит из жизни могущественный французский министр. Ей хотелось закричать, позвать на помощь, но крик застрял у нее в горле, когда она увидела лицо Питера Гарнеша. Блуждающая на губах усмешка, безумный взгляд. «Этот человек – сумасшедший, – дошло до Элизабет. – Действительно сумасшедший».
Отступив назад, она огляделась кругом. Ее окружала непроницаемая мгла. Надо позвать на помощь. Но как? Она стала пробираться через пролесок. Перелезая через упавшее дерево, Элизабет зацепилась за острую сухую ветку. Пытаясь освободиться, она еще раз бросила взгляд на поляну. Гарнеш наклонился над телом француза и вытер окровавленный кинжал об одежду убитого.
Элизабет впала в панику. Господи, а что, если он увидит ее, если сообразит, что она была свидетельницей убийства. В ужасе она дернула юбку сильней, и зацепившаяся ветка отломилась с громким треском.
Питер Гарнеш поднял голову и настороженно огляделся кругом. Элизабет замерла неподвижно. Он постоял мгновение, прислушиваясь, а потом вдруг направился прямо в ее сторону.
Элизабет в ужасе рванулась через лес, не обращая внимание на шум и треск ветвей, немилосердно хлеставших ее по лицу. Она бежала не останавливаясь куда глаза глядят. Освещенные луной поляны сменялись темными зарослями, а она все бежала и бежала, несмотря на царивший в ее голове хаос и сумбур, несмотря на рвущиеся наружу рыдания. Она должна бежать, бежать во что бы то ни стало.
Элизабет уже давно не слышала ничего вокруг, кроме биения собственного пульса, который оглушительно стучал у нее в мозгу, заглушая все прочие звуки. Внезапно она очутилась на открытом пространстве. Позади был лес, а перед ней – покрытый мягкой травой берег мирно журчащего ручья.
Оглушенная и опустошенная, она без сил опустилась на землю. Бежать больше не было сил. Не было даже сил дышать. Девушка неподвижно лежала ничком, слабые дуновения ветерка обдували ее разгоряченное лицо. Она приоткрыла на секунду глаза, но не увидела ничего, кроме стеблей травы. Приложив ухо к земле, она услышала неясные звуки – если это шаги преследователя, то ей надо быть готовой к встрече со смертью. Хотя есть шанс, что это стучит ее обезумевшее сердце.
Готова ли она умереть? Вызвав огромным усилием воли образы сестер, Элизабет призналась себе, что нет. Что тогда станется с ними? Напрягшись, она попыталась глубоко вдохнуть. Воздух, казалось, со свистом ворвался в ее обожженные легкие. Она перекатилась на правый бок. Только тут Элизабет заметила, что ее левая рука онемела. Тонкие, как иголочки, покалывания в пальцах поднялись выше и добрались до плеча. Все же ей удалось принять сидячее положение, и, опустив голову на поджатые под себя колени, она попробовала дышать глубже.
Прошло некоторое время, прежде чем Элизабет пришла в себя. Ощупав руки и ноги, она не нашла никаких серьезных повреждений, хотя чувствовала себя так, как если бы по ней проскакал отряд тяжеловооруженных рыцарей.
Теперь Элизабет могла осмотреться. Лесная чаща была тиха и безмолвна. Она подумала о коннетабле, затем с содроганием вспомнила Питера Гарнеша. Панический ужас, который Элизабет испытала, прошел, но в глубине души остался холодок страха. Встав на ноги, она внимательно прислушалась. С той стороны, откуда, как ей казалось, она пришла, было спокойно.
