Мэри Бэлоу - Темный всадник
— Убийца! — упрямо повторила она дрожащим голосом.
— Таможенники, Дина? Таможенники, говорящие по-французски? Готовые стрелять человеку в спину? Угрожающие перерезать горло невинной молодой женщине, если контрабандный груз не будет возвращен на берег?
Он увидел нерешительность на ее лице. Ясно, что у нее не было времени, чтобы взвесить эти обстоятельства.
— Они были головорезами. Наемными убийцами. Но, чтобы быть справедливым, полагаю, они считали себя патриотами.
Она посмотрела ему в глаза и ничего не ответила. В лунном свете она казалась такой маленькой и такой тоненькой. И очень ранимой. Он снова увидел ее такой, какой видел всего несколько минут назад, с ножом у горла, когда ее прижимал к себе жестокий и отчаявшийся негодяй. Его воображение заработало, и он увидел кровь, бьющую из ее горла и стекающую по ножу, руке и ее плащу. Сейчас он мог бы нести в Мэлверн ее окровавленное и бездыханное тело, чтобы объяснить случившееся своей матери. Объяснить ее матери и отчиму. Объяснить своей совести.
— А вы, — тихо спросил он, чувствуя, как его опущенные руки непроизвольно сжимаются в кулаки. — Какого черта вы делали вне вашей комнаты и вне дома, и какого черта спустились сюда, почти напросившись на собственное убийство? Я требую объяснений, и лучше бы им быть достаточно обоснованными.
И сам услышал в своем голосе холод и подавляемую ярость.
— Я спасала вас.
— И при этом едва не погибли сами, вы, чертова глупышка. Но это не ответ на мой вопрос, — на этот раз, когда он сделал шаг вперед, она не отстранилась. Он схватил ее за плечи и встряхнул отнюдь не нежно. – Я выпорю вас так, что вы от боли сидеть не сможете.
— Вы мне не отец, — она вцепилась в его руки, — и не муж. И я ничего не должна вам объяснять. Я увидела корабль, лодку, пошла к началу тропы и там обнаружила тех двоих. А когда немного спустилась, то на берегу увидела вас и еще нескольких человек. А потом один из тех двоих приготовился стрелять в вас. – Ее голос дрогнул. – Он хотел вас убить.
— Вы не могли увидеть корабль из своей комнаты, — раздраженно заметил он.
Но его гнев схлынул так же быстро, как и возник. Теперь он знал, как все было, и ему стало страшно от того, что он, по сути дела, оказался причиной всего, что с ней случилось.
— Эдгар, если те двое не были таможенниками, то кто же они? И не занимаетесь ли вы контрабандой, чтобы разбогатеть? Пожалуйста, скажите, что нет.
— Нет, Дина, я не контрабандист.
— Тогда что все это означает?
Его руки по-прежнему лежали у нее на плечах. Он глубоко вздохнул, потом медленно выдохнул.
— Наверное, лучше всего рассказать вам правду. Не думаю, что теперь от этого будет большой вред. Я уже заявил, что это задание будет последним. Но, даже если бы я и не решил со всем этим покончить, то сегодняшние обстоятельства все равно вынудили бы меня принять такое решение. Очевидно, моя легенда провалилась и меня больше нельзя использовать. По крайней мере, не в прежнем качестве.
Она безмолвно смотрела на него, закусив нижнюю губу.
— В течение нескольких лет я был действующим агентом нашего правительства и основную часть времени проводил во Франции, собирая всю доступную мне информацию.
— Шпион, — ахнула она.
— Полагаю, можно сказать и так. А затем удобное расположение Мэлверна позволило мне организовать безопасное место для высадки и отправки других агентов. Безопасное до недавних пор. Но кое-что пошло не так, и Фурнье, дурак, бежал в Мэлверн на неделю с лишним раньше условленного срока и приволок за собой целую армию головорезов. У него есть некие бумаги и информация, которые нужно во что бы то ни стало доставить во Францию. После чего, полагаю, он должен будет исчезнуть. Его имя и внешность слишком хорошо известны, так что вряд ли в ближайшее время от него будет польза.
Он заметил, что она сглотнула.
— Вы укрывали шпиона в Мэлверне? Где?
— В белой башне. Вы почти напоролись на него, Дина, когда заблудились в то первое утро. Это его присутствие вы почувствовали. К счастью, вы подумали, что это призраки.
— И вы пытались меня запугать, чтобы я не путалась под ногами.
— Чтобы спасти вам жизнь. Один из моих людей, который здесь работал на меня под видом садовника, был убит за день до появления Фурнье.
Ее рот открылся в беззвучном «о».
— Я принял все меры, чтобы Фурнье отбыл сегодня, а не спустя четверо суток, когда ожидается самый благоприятный прилив, а луна будет почти не видна. Слишком уж большой комитет по приемам нас ожидал. Слава Богу, этой ночью их было всего двое.
— Так что, возможно, они хотели убить не вас.
— Ну, первый выстрел, несомненно, предназначался Фурнье.
Она посмотрела на свои руки, по-прежнему сжимавшие его руки.
— Думаю, шок проходит и все становится на свои места, — твердо сказала она. — Обнимите меня, Эдгар! Пожалуйста, обнимите.
— Идите сюда, — он обхватил ее и всем телом прижал к себе. Она склонила голову к нему на плечо. И вдруг ее затрясло мелкой дрожью. Он понял, что если отпустит ее, то она просто осядет на песок. Прижавшись щекой к ее макушке, он легонько покачивался, баюкая ее в своих объятиях.
Часть 12
Ей стало легко и спокойно. Все было просто замечательно. Он вовсе не контрабандист, а агент, работавший на Англию в борьбе против режима Наполеона Бонапарта. И он вовсе не убийца. Нет, конечно же, ему приходилось убивать, и те двое, наверняка, были не единственными, кого он лишил жизни. Но он воин, а убийство в условиях войны приемлемо, если оно абсолютно необходимо. Смерть тех двоих была неизбежна. Она задрожала, но взяла себя в руки.
Однако она не могла не думать о том, что если бы не появилась в нужный момент, то он, возможно, был бы сейчас мертв. И что она уже могла быть мертва, если бы он не действовал так решительно. Она все еще чувствовала лезвие ножа у своего горла и холодела от ужаса. И знала, что события этой ночи еще долго будут являться ей во снах.
Но сейчас она в тепле и безопасности. В безопасности объятий мужчины, которого знала всего лишь два с небольшим дня. На пустынном берегу, глубокой ночью, в миле от дома и своей постели. В объятиях мужчины, который только что целовал ее так глубоко и так интимно, что вызвал неприличные желания. Чьи руки проникли под ее ночную рубашку и касались ее намного интимнее, чем она позволила ему во сне, который видела, казалось, века тому назад, когда спала в своей постели. Мужчины, руки которого приподняли подол ее ночной рубашки и обнажили ее ноги. И который остановился только после того, как она много раз молила его об этом и уже потеряла надежду быть услышанной.
