Севги Адывар - Тень Роксоланы
– Эй, Серкан-эфенди, что ж ты не пьешь? – Мустафа, хозяин небольшой фермы в дне езды от Стамбула, подтолкнул локтем сотрапезника. С этим эфенди он познакомился только утром, когда привез на рынок товар – свежие овощи и фрукты. Акче, вырученные за продукты фермы, приятно оттягивали пояс и веселили душу. Сам бы Мустафа ни за что не пошел бы в дом, где наливают вино и пляшут продажные женщины, пожалел бы денег, ведь каждая монетка доставалась тяжким трудом. Но новый знакомый потащил чуть не силой, обещая заплатить за все, и Мустафа не удержался. К тому же эфенди был не стар, казался зажиточным – вон как лихо разбрасывал серебро, говорил, что у него есть собственный дом, но нет семьи, и фермер уже прикидывал – не сосватать ли старшую дочь, которая уже ночи напролет плакала, вымаливая у Аллаха жениха.
– Да пью я, пью! – отозвался Серкан. Он поднял чашу, чуть не расплескав тягучее густо-вишневое вино, сладко пахнущее грехом и осенними садами. – Ты лучше посмотри, какие красавицы тут! – указал на танцующих меж посетителями кабака женщин, встряхивающих тяжелыми бедрами, поводящих плечами.
Женщины и впрямь были хороши – Серкан умел выбирать заведения с красавицами. Он никогда не переступал порог портовых кабаков, а если по долгу службы и приходилось заходить в такие заведения, то старался там не есть и не пить, а тем более – не прикасаться к тамошним женщинам. Всем ведь известно, что моряки привозят из дальних походов множество опасных болезней и щедро делятся ими с портовыми женщинами, одаряя красоток не только золотом и украшениями, но и паршой, язвами и дурной кровью. Даже чума, недавно косившая Стамбул, пришла из-за морей через порт.
Но в кабаке, куда Серкан притащил фермера, женщины были другого сорта. Холеные, в изысканных платьях, искусницы в танцах и пении, они выбирались хозяином за красоту и острый ум, к ним ходили учителя, и любая из них могла бы украсить султанский гарем – по крайней мере, посетители заведения были в этом уверены. Но никто не знал, что хозяин получал дополнительный доход, позволяющий придавать кабаку определенный блеск, и доход этот шел прямо из кошельков великого везиря, который непременно желал знать все, что говорят, а особенно то, о чем молчат простые люди. Так что женщины в этом заведении были мастерицами развязывать не только кошельки честных мусульман, но и их языки и служили отличным подспорьем соглядатаям.
– Нет, ага, ну ты посмотри только туда… – Серкан, притворяясь опьяневшим, тыкал пальцем в рыжеволосую красотку с маленьким бубном, извивающуюся, как змея, купающаяся в горячей пыли. – Посмотри на нее! Говорят, что она так же красива, как сама Хюррем Хатун!
– Да нет! – Мустафа всмотрелся в женщину, и она немедленно подтанцевала поближе, повела плечами, выставляя на обозрение фермера пухлые белые груди, едва прикрытые тонкой полупрозрачной тканью. – Разве что такой же масти. Так что толку? У меня вот кобыла есть в точности такого же окраса, как кобыла султана – я видел, когда войско в поход отправлялось. Но разве ж их можно сравнивать?!
– Правильно, правильно говоришь, – закивал Серкан. – Султанша – самая прекрасная женщина в мире, так говорят! – Он наклонился к Мустафе и зашептал ему прямо в ухо: – А вот еще говорят, что она колдунья. Будто бы околдовала нашего султана, поэтому он на других женщин и не смотрит.
– Глупости! – решительно ответил Мустафа и глотнул вина. Немного пролилось, и мелкие капли запутались в его густой бороде, рубиново сверкая в белых и черных прядях. – Можно подумать, что каждому мужчине нужно много женщин. Вот у меня, например, одна жена. Так точно тебе скажу: больше и не надо. С одной бы справиться, а уж если бы их больше было, я бы уже давно покинул этот мир, так было бы тяжко жить!
– Это вряд ли, – засмеялся Серкан. – Может, две жены тебе и много было бы, но вот если бы у тебя была наложница, так это ж совсем другое дело! Наложница обязана была бы тебя слушаться, была бы всегда почтительна и приветлива. И потом, ты же должен знать, что у наложниц никогда не болит голова! А у жены, наверное, частенько побаливает, скажи, Мустафа-ага?
– Бывает, – ухмыльнулся Мустафа. – Я даже как-то хотел пожаловаться кади, что жена не исполняет свой долг супружества, развестись хотел. Вот головные боли и прошли. Ну а сейчас у меня чаще голова болит, чем у нее. Как посмотрю на ее седые волосы, на дряблые бедра и иссохшую грудь, такая головная боль начинается, что хоть лекаря зови!
– А я о чем! Тебе нужна наложница! – Серкан игриво подтолкнул Мустафу локтем в бок. – И головные боли бы у тебя сразу прошли. Интересно, а у Хюррем Хатун часто болит голова? И что тогда делает наш повелитель?
– Так у повелителя целый гарем! – вздохнул Мустафа. – Сплошные красавицы. Он там – как в раю среди гурий. Машалла!
– А говорят, что он на этих гурий и не смотрит. – Серкан упорно гнул свою линию. – Это только из-за колдовства молодой хатун, точно тебе говорю.
– Не-еее! – Мустафа выпил еще. Вино ему нравилось, веселило душу, согревало сердце. – Думаю, что повелителю, как и мне, просто хватает одной женщины, если у нее, конечно, голова не болит. А про хатун говорят, что она отличается редким здоровьем и с головой у нее все в порядке. Никогда не болит.
– А вот давай попробуем, – предложил Серкан. – Купим тебе наложницу, а ты потом скажешь – хватает тебе одной женщины, или все же хорошо, когда в доме кроме жены еще и наложница имеется.
Мустафа не имел привычки пить вино и опьянел довольно быстро. Слова нового друга показались ему разумными. И в самом-то деле – почему бы и не попробовать? Тем более что жена так и не подарила ему сына, лишь дочери заполняли небольшой домик фермера. Раньше-то Мустафа все надеялся, что вот-вот родится сын, но в последнее время надежда сменилась унылой покорностью судьбе – жена была слишком стара, чтобы понести, и оставалось рассчитывать только на зятьев. Но наложница – совсем другое дело. Вдруг и правда повезет. И будет сын…
Мустафа так разомлел от вина и мечтаний, что даже не сразу заметил, что приятель уже тащит его по улице к невольничьему рынку.
– Эй, Серкан-эфенди, куда это мы идем? – удивился фермер, осознав, наконец, свое положение. – У меня и денег-то нет, чтоб покупать наложницу.
– Я куплю! Сам куплю для тебя наложницу! В подарок! – ответил Серкан. – Только чтоб доказать тебе, что мужчине нужно много женщин.
– Ну ладно, раз сам купишь… – Мустафа покорно побрел за приятелем. Вино все еще бродило в его голове, замутняя разум, и жаркий влажный ветер, налетающий с моря, еще больше туманил глаза, заставляя видеть то, чего не было.
На рынке Серкан выбрал рабыню подешевле, вздыхая про себя, что служба повелителю, а особенно желание отличиться ведут к таким расходам. Две сотни акче за невольницу! Еще и свои пришлось доложить… А невольница-то не так уж и молода да и не слишком красива. Но плечи у нее широкие, зубы все целы – Серкан сам проверил, задирая женщине губы, как лошади, да и цвет лица ровный, кожа гладкая, бедра тяжелые, а груди – как дыни на бахче. В общем, и к грубой работе годится, и рожать еще может. Продавец сказал, что невольницу эту какой-то бей из гарема своего выгнал, будто бы с евнухом прелюбодействовала. Правильно говорят, что гарем можно доверить только тем, кого кастрировали еще маленькими мальчиками, а вот те, кто стал евнухом в юношеском возрасте, подвержены желаниям, вида женщин выносить не могут, так и рвутся к ним на ложе.
