Карен Робардс - Запретная любовь
– В чем дело, Меган? – поинтересовался он. – Надеюсь, дело не в этих дурацких долговых расписках? Поверь, я шутил. Я не собираюсь брать твоих денег.
– Мне это известно, милорд, – тихо ответила девушка.
– Тогда что же тебя тревожит? – нетерпеливо спросил Джастин. – Только не отвечай, что все в порядке. У тебя такой же спокойный вид, как у сороки, над которой парит ястреб.
Меган слегка улыбнулась.
– Дело в том… – сбивчиво начала она. – Помнишь тот самый первый вечер… Я пришла сюда… – Меган замолчала на полуслове, а затем торопливо договорила: – Ты говорил, что Донованы не должны видеть меня здесь. Им в голову может прийти что-нибудь непристойное. Однако и вчера вечером, и сегодня… Похоже, миссис Донован вовсе не против того, чтобы я была здесь. Вот я и думала, в чем же разница.
Джастин усмехнулся:
– Все очень просто, дорогая моя. Когда ты пришла сюда в первый раз, я был в добром здравии. Зато сейчас я совершенно беспомощен – во всех отношениях, и это полностью меняет дело. Ты имеешь полное право навещать больного опекуна в его спальне. По сути дела, все бы сочли невежливым, если бы ты этого не сделала. Слуги решили бы, что ты бессердечная. Если хочешь, объясню проще: я в таком состоянии не могу ничего… сделать с тобой.
Казалось, Меган была удивлена или не совсем поверила графу.
– Ты бы и так ничего не сделал, – пожала она плечами.
Джастин неуверенно поглядел на нее.
– Да уж, не сделал бы. – Если в его голосе и слышалось сомнение, то Меган ничего не заметила.
Убедившись в том, что в ее присутствии здесь, в спальне опекуна, нет ничего предосудительного, девушка с удовольствием приняла его приглашение отужинать вместе. Ела она неаккуратно, громко чавкала и размахивала куриной ножкой при разговоре, что несколько удивило графа. С текущим по подбородку соусом и сверкающими от возбуждения глазами девушка казалась удивительно юной – именно в такой Меган Джастин признал ту перепачканную девчонку с лохматой головкой, какой он увидел ее двенадцать лет назад и которая за эти годы превратилась в очаровательную женщину. Граф с удовольствием слушал свою воспитанницу, когда она высказывала свое мнение решительно обо всем – начиная от образования и кончая политической ситуацией в мире. К его удовольствию и удивлению, ум Меган не уступал ее красоте. Разумеется, суждения ее были в чем-то наивны, что-то она воспринимала слишком серьезно, но в целом очень здраво судила обо всем.
Джастину оставалось лишь дивиться себе: столько лет рядом с ним было такое удивительное – красивое и умное – существо, а он почти ничего не знал о своей воспитаннице. Ему следовало давным-давно поближе познакомиться с девочкой, а не ждать, пока она вырастет. Кроме всего прочего, это помогло бы ему справиться с собой сейчас.
За несколько следующих дней, проведенных в обществе опекуна, Меган по-настоящему расцвела. Граф не скрывал своего восхищения воспитанницей, а в ответ на щеках Меган играл нежный румянец и глаза блестели. Девушка решила, что Джастин – самый лучший из всех когда-либо виденных ею мужчин, правда, не так уж много мужчин она и видела. Пастор, который по воскресеньям проводил в пансионе церковную службу, братья и отцы ее подруг – вот, пожалуй, и все представители сильного пола, с которыми Меган довелось встречаться. Зато в Джастине было все, о чем мечтала девушка: он был добрым и веселым, сильным и ласковым. Мужественная внешность дополняла портрет. Правда, Меган было известно, что он стар – Джастин говорил, что ему тридцать шесть или что-то около того, и, по меркам девушки, это был весьма преклонный возраст. Впрочем, когда граф смеялся или поддразнивал ее, Меган тотчас забывала о разнице в возрасте. Она решила, что иметь такого мужчину опекуном – большое счастье. Будь у нее даже волшебная палочка, она ничего не стала бы менять в этом человеке.
Большую часть дня они проводили вместе – играли в карты или Меган читала Джастину вслух, хотя он мог бы и сам это делать. Он сказал, что ему нравится слушать звук ее голоса. И еще они болтали. Меган вообще не выходила бы из его комнаты, но граф настаивал на том, чтобы она прогуливалась по нескольку часов в день. Джастин твердо заявлял, что он устал, что ему нужен отдых, а ее болтовня утомляет его, поэтому она должна ненадолго оставлять его в покое. Однако Меган подозревала, что опекун лукавит и вовсе не отдыхает, когда ее нет; больше того, казалось, он скучает по ней, потому что, когда она возвращалась, граф очень радовался.
Общество Меган было и развлечением, и своего рода испытанием для Джастина. Ее свежая красота с каждым днем все сильнее притягивала его, поэтому графу все труднее было держать себя в руках и не забывать, что перед ним – его воспитанница. Все в ней нравилось Джастину. То она казалась взбалмошным ребенком, то вдруг превращалась в умудренную опытом женщину. Ему нравилось следить за ходом ее мыслей; Джастин все лучше узнавал свою подопечную – он знал, что на ее щечках появляются милые ямочки, когда она улыбается, а хрипловатый смех всегда звучит по-разному – то бархатисто-низко, то как веселый колокольчик. Джастин понимал, что ступает в опасные воды. Впрочем, он был уверен, что сумеет держать себя в руках и подчинит воле настойчивый зов своей плоти. Но управлять собой полностью он сможет лишь тогда, когда срастется сломанная кость, а пока он вынужден коротать время в обществе воспитанницы. Правда, графу и не хотелось расставаться с ней, хотя он понимал, что, поправившись, вынужден будет уехать – это единственный разумный выход из положения.
Граф уже решил, что, если Меган по-прежнему будет противиться возвращению в пансион, он не станет настаивать, хотя еще не сказал ей о своем решении. Джастин задумал запугать или подкупить тетушку Софронсию, которая вечно нуждалась в деньгах, и поселить Меган у нее. Он решил нанять девушке гувернантку, чтобы та помогла его подопечной восполнить пробелы в образовании. Сам же он будет как можно чаще навещать Меган. Но все это в будущем, потому что болезнь еще держала графа прикованным к постели. Так что же плохого в том. что он несколько недель порадуется обществу приветливой и милой воспитанницы?
Через неделю после несчастного случая доктор Райан привез Джастину костыль. Можно, конечно, было сделать это и раньше, но доктор прекрасно знал графа и догадывался, что тот оставит постель, как только появится возможность передвигаться, а ему пока нужен покой.
Сам же граф был так рад, что наконец может встать, что даже забыл пожурить доктора за то, что тот медлил с доставкой костыля. С помощью доктора Райана Джастин немедленно поднялся с постели и постоял, опираясь на костыль. Когда после получасового визита доктор откланялся, граф уже мог свободно стоять и даже делать несколько шагов по комнате. Райан предупредил непоседливого больного, чтобы тот не вздумал ходить по лестнице – еще одна травма может привести к тому, что граф навсегда останется хромым. Джастин пообещал, что ходить будет лишь по спальне и коридору.
