Филиппа Грегори - Королевская шутиха
Я не ожидала увидеть на причале его жену Эми. Но она приехала и сейчас стояла, прикрывая ладонью глаза, и внимательно разглядывала палубу, отыскивая мужа.
— Ваша жена, — шепнула я ему.
Он спустился по сходням, но не заключил Эми в объятия. Он суховато поздоровался с нею, потом стал слушать, что она говорит, после чего повернулся ко мне.
— Я должен отправиться к королеве и рассказать ей обо всем, что произошло в Кале. Не удивлюсь, если головы покатятся с плеч. Возможно, и моя тоже.
— Мой господин, что вы говорите? — прошептала я.
— Я говорю правду, — отрезал он. — Я надеялся помочь своей семье, а выходит, сделал только хуже. Ханна, ты поедешь вместе с Эми. Она сейчас гостит у наших друзей в Сассексе. Потом я пошлю за тобой.
— Сэр Роберт, я не хочу жить в провинции, — сказала я, подходя к нему.
Эти слова звучали странно, учитывая, что день назад я могла разделить участь матери Дэниела-младшего.
— Согласен с тобой, мисс Мальчик, — улыбнулся мне Роберт Дадли. — Я и сам терпеть не могу провинциальную жизнь. Но тебе придется потерпеть месяц-другой. Если королева прикажет казнить меня за мое бездарное командирство, тогда ты будешь вольна отправляться куда пожелаешь. Договорились? Но если я уцелею и на этот раз, я вернусь в свой лондонский дом и возьму тебя на службу. Должность тебе придумаем. Кстати, сколько лет ребенку?
Я замешкалась с ответом, поскольку сама не знала.
— Около двух лет, — сказала я потом, вспомнив, сколько ему было, когда миссис Карпентер обрушила на меня эту новость, и прибавив прошедшие месяцы.
— И ты замужем за его отцом? — спросил он.
— Да, — ответила я.
Мне вдруг захотелось рассказать ему, что ребенок вовсе не мой, но я сдержалась.
— И как его назвали?
— Дэниелом, в честь мужа.
— Эми тебе поможет. Она любит детей, — сказал сэр Роберт.
Он щелкнул пальцами, привлекая внимание жены, затем начал ей что-то говорить. Она упрямо качала головой, но потом опустила глаза, подчинившись повелению мужа. Когда же она вновь подняла голову, в ее взгляде не было ничего, кроме откровенной ненависти ко мне. Наверное, Эми думала, что вместе с мужем отправится к королеве, а он приказал ей заботиться о какой-то шутихе с ребенком.
Ему подвели лошадь. Сэр Роберт вскочил в седло. Несколько его боевых товарищей приготовились ехать вместе с ним.
— В Лондон, — коротко сказал им сэр Роберт.
Он поскакал в северном направлении, навстречу неизвестности.
В те холодные январские дни 1558 года я так и не сумела понять, что за человек Эми Дадли. Наш путь лежал под серыми небесами, по стылым дорогам, пролегавшим мимо таких же стылых полей и холмов. Леди Дадли прекрасно держалась в седле и умела ладить с лошадью, но ей это доставляло мало радости. Возможно, она, как и я, не любила зимнюю стужу, когда солнце красным диском висело над горизонтом, не согревая и даже не освещая землю; когда на безлистных ветвях отваживались чирикать лишь редкие малиновки, а всем прочим птицам было не до песен. Возможно также, что Эми тосковала по мужу. Еще больше меня удивляло, что миссис Лиззи Оддингселл, ее подруга, никак не пыталась развлечь ее и вытащить из угрюмого состояния. Похоже, они привыкли часами ехать молча.
Весь путь из Грейвсенда в Чичестер я ехала позади них, с ребенком за спиной. Каждый вечер, слезая с лошади, я ощущала боль во всем теле. Меня поражало необыкновенное спокойствие Дэниела-младшего. С того времени, когда мать почти что швырнула его мне в руки, малыш не произнес ни одного слова. Я не слышала от него даже привычного детского бормотания. Больше всего мне нравилось, что он не плакал. На корабле мне отдали кое-что из тряпок и теплую вязаную матросскую фуфайку. Это сейчас и составляло наряд Дэниела-младшего. Самое удивительное, малыш не выражал никакого недовольства этой одеждой. Его вообще все устраивало. Когда мы ложились спать, он прижимался ко мне, точно родной сын. В местах нашего очередного ночлега он либо сидел у меня на коленях, либо на полу, возле моих ног, либо стоял, крепко держась за мои мужские штаны. И — ни одного слова по-английски или по-французски (его мать была наполовину француженкой). Дэниел-младший лишь молча смотрел на меня своими серьезными глазами и молчал.
Должно быть, ребенок проникся уверенностью, что отныне он живет со мной. Он не желал засыпать, пока я не подойду к нему и не поглажу по щеке. Если же я пыталась встать и уйти, он тоже поднимался и ковылял за мной. Без криков, без плача; только его лицо становилось все печальнее, поскольку ему было не поспеть за мной.
Я не относилась к числу женщин, которые с ранних лет ощущают в себе материнские качества. В детстве мне больше нравилось читать, чем играть в куклы. Мне не довелось нянчить младшего брата или сестру. Я практически ничего не знала о маленьких детях, но сейчас невольно восхищалась стойкостью этого малыша. Едва ли он понимал случившееся с его матерью, но, словно мудрец, принял неожиданный поворот судьбы, признав во мне свою защитницу. Я все с большей радостью ощущала в своей руке его пухлую ладошку. Я даже стала лучше спать, слыша под боком его посапывание.
За всю эту долгую поездку леди Эми Дадли, видя, как я вожусь с ребенком, ни разу не попыталась мне помочь. Конечно, она не была обязана это делать; она не хотела видеть рядом с собой ни меня, ни малыша. Но я не могла упрекнуть ее в черствости. Видя, как тяжело достается мне поездка верхом, она велела одному из слуг приладить позади своего седла второе, женское, куда я и уселась, взяв малыша на руки. Однако на этом ее любовь к детям и заканчивалась. Когда мы останавливались на ночлег, мне приходилось самой просить, чтобы ребенку сварили кашу (взрослая пища ему пока не годилась). Бывало, моя просьба встречала решительный отказ. Мне заявляли, что с малыми детьми нужно сидеть дома. Леди Дадли могла бы вмешаться, но не вмешивалась. Она с явным подозрением смотрела на нас обоих. Все ее разговоры со мной сводились к распоряжениям быть готовой завтра выехать в такое-то время.
Возможно, леди Дадли просто завидовала мне, поскольку своих детей у нее не было. Возможно, она считала этого ребенка сыном сэра Роберта и ревновала нас к мужу. Я хотела ей рассказать, что я замужем, что несколько лет не видела ее мужа и лишь случайно столкнулась с ним в Кале накануне бегства из города. Увы! Эми Дадли не давала мне шанса поговорить с нею. Она обращалась со мной так же, как с сопровождавшими нас слугами, словно все мы были живыми деталями окружающего пейзажа. Заговори я с ней, она бы просто не стала меня слушать.
Зато у меня было предостаточно времени для раздумий, пока мы медленно ехали на юго-запад. Деревни, через которые мы проезжали, и поля вокруг них наводили на мысли о том, что жителям здешних мест хорошо знаком голод. Большие сараи стояли с распахнутыми настежь дверьми, без запасов сена и соломы. Под вечер далеко не во всех деревенских хижинах светились огни. Много домов стояли с заколоченными окнами. Некоторые деревушки полностью обезлюдели, а их жители подались в другие края, где и земля получше, и погода помягче.
