Жаклин Брискин - Обитель любви
Он давно уже стал бы хлопотать о разводе, если бы Лайя не пообещала вознаградить его за то, что в трудную минуту он ее не бросил. А какая еще может быть награда, как не ее согласие на развод?
Однажды вечером, когда его родители уже легли спать, они с Лайей сидели в библиотеке, курили и знакомились с очередными сенсационными разоблачениями в газетах о пристрастии Дэвида Манли Фултона к наркотикам.
— Когда все это в конце концов закончится, — небрежно сказал Кингдон, — ты оставишь Орлиное Гнездо себе?
Она оторвалась от статьи в «Экзаминере» и настороженно посмотрела на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Ты останешься здесь жить?
— Вспомни, во сколько он нам обошелся! Бассейн! Резные панели испанской работы! Итальянский мрамор! Мебель! Я считаю, что это наш дом.
— Только не мой!
— Если тебе здесь не нравится, дорогой, я подыщу нам другое жилье!
— Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю! Наш брак меня не устраивает.
И снова Лайя сделала вид, что не понимает.
— Господи, ты хочешь переехать? Давай переедем. — Она улыбнулась. — В любое время.
— Ты обещала мне развод!
— Никогда! — ответила она. — Как же я могу развестись с тобой, дорогой? Мы венчались в церкви.
— Наш брак оказался неудачным. Вспомни, что ты именно так говорила, когда хотела сниматься в «Умирающем лебеде»! Да, именно так!
— И как я только позволила бедняге Дэвиду уговорить себя? — вздохнула она. — Вот теперь приходится за все расплачиваться.
Вскочив с кресла, Кингдон крикнул:
— Ты расплачиваешься?! А обо мне подумала?! Сижу здесь, как в клетке!
— Кингдон, почему ты кричишь?
— Я не кричу! — заорал он.
— Тише, тише. Ты разбудишь родителей. Что ты несешь? Развод? Зачем? Я ведь тебе не мешаю постоянно встречаться с твоей сестричкой?
— Еще один намек, и я тебя убью!!! — крикнул он.
На шее у него вздулись жилы.
Он выбежал из библиотеки, хлопнув дверью. Перед глазами все плыло. Он бросился вверх по лестнице и остановился только на площадке.
— Сука, сука! — цедил он вполголоса. — Я должен добиться развода!
«Да, я должен! Доказательств измены Лайи достаточно. Я получу развод! Хотя бы для этого понадобилось пригласить в свидетели полсотни женщин, которые опровергнут то, что написала в дневнике Лайя!.. Я уже вижу газетные заголовки: КАПИТАН ВЭНС, ОКАЗЫВАЕТСЯ, ВОВСЕ НЕ ИМПОТЕНТ, КАК УТВЕРЖДАЮТ МНОГИЕ КИНОАКТРИСЫ.
Если я добьюсь развода, — думал он, — Лайя непременно приплетет к этому Тессу. Тессу... в эту грязь?! Хватит ли денег дяди Бада, чтобы имя его дочери не попало в газеты? РОМАН В СЕМЕЙСТВЕ ВАН-ВЛИТОВ! ЕВНУХ УХАЖИВАЕТ ЗА БОГАТОЙ НАСЛЕДНИЦЕЙ!
Сколько еще нам предстоит выстрадать? Какие чувства мы будем испытывать друг к другу, когда все закончится? Как она будет относиться ко мне?»
Он зашел в свою спальню и налил себе выпить. Подойдя к окну, Кингдон взглянул на небо. Только там он был самим собой. Он вспомнил пять суток, полных нежности, любви и покоя, которые они провели в маленьком домике в Беверли-Хиллс. Пять дней! «Повторится ли еще когда-нибудь такое счастье?»
Холодные, безучастные звезды с высоты равнодушно взирали на несчастного.
3Для избрания состава Большого жюри[35] собрались все местные судьи. Каждый написал на листке бумаги имя предлагаемого кандидата в присяжные, потом тянули жребий. Всего надо было избрать двадцать человек. Быть присяжным считалось большой честью. Поэтому неудивительно, что среди избранных оказалось немало приятелей Бада Ван Влита. В этом году членом суда присяжных стал его самый давний и близкий друг Чо Ди Франко.
Суд собрался на предварительные слушания по делу об убийстве Дэвида Манли Фултона, в тощую грудь которого было выпущено две пули 38-го калибра. Как и полагалось по закону, каждый свидетель обязан был давать показания без присутствия в суде адвоката.
— Одна?! В суде! — ошарашенно повторяла Лайя. — Я и рта раскрыть там не смогу!
— Что? И это после уроков Падрейка Хорти? — воскликнул Кингдон. — Не волнуйся, Лайя, справишься.
— Нет, нет, нет... — дрожа всем телом, тараторила она.
Отгородившись от шофера стеклянной перегородкой, они ехали по Лос-Анджелесу в белом «роллс-ройсе», направляясь во Дворец правосудия. Ярость Кингдона трехдневной давности уже улеглась. Разве можно злиться на эту жалкую, дрожащую женщину?
На Лайе была модная черная шляпка-колокол, спускавшаяся до подведенных карандашом бровей. Черный вязаный воротник доходил ей до подбородка. Простенькое платье должно было произвести впечатление на окружающих и подчеркнуть тревогу, написанную на бледненьком личике.
— Я тоже даю показания, — сказал Кингдон. — Ну и что такого? Мы ответим на несколько вопросов, на которые отвечали уже сто раз. Только теперь не будет репортеров и фотовспышек. Это же еще не суд. Присяжным требуется проанализировать факты.
— Ты не понимаешь, — ныла она. — Они мои враги! Я останусь один на один со своими врагами!
— Твои друзья будут ждать в коридоре. Я, Джулиус Редпат, Римини, Эдди Стоун и его ребята из рекламного отдела. Мой дядя.
— Нет, я не могу!
— А ты представь, что это твой единственный шанс. Ты играешь роль страдающей красавицы южанки! Подведи глаза посильнее!
— Там их будет двадцать человек!
— Поверь мне, после толпы, которая околачивалась возле нашего дома, они покажутся тебе приятной тесной компанией!
Он улыбался, пытаясь прогнать дикий страх из ее глаз, но внутренне сам был взволнован. Он тоже боялся допроса, предчувствуя, что на него обрушатся инсинуации, намеки, что кто-то разбередит его рану, попытается унизить его мужское достоинство...
— Ты пойдешь со мной?
— Ты же знаешь, что я не могу. — Помолчав, он добавил: — Это ведь как исповедь.
Они доехали до бульвара Уилшир, где начинался бурый от грязи овал гоночной трассы. Шофер резко повернул, и машину занесло. Лайя вскрикнула. Кингдон взял ее за руку, и она до боли крепко вцепилась в него так, что он поморщился.
Страх Лайи расстраивал его планы. Конечно, назойливое внимание толпы и газетные публикации действовали ей на нервы. Она волновалась, не в силах остановиться, без конца что-то говорила. Но не теряла контроля над собой с того самого утра, когда пришла в дом Тессы. Временами казалось, что наконец-то осуществилась ее жажда звездной карьеры. В полиции и перед прессой она устраивала настоящие представления.
— Ты не бросишь меня?
— Господи, Лайя, а кто тебя всюду поддерживает, обнадеживает и преданно улыбается тебе? Но ты тоже помоги мне. Я провожу тебя до самой двери суда. Но пойми: они не впустят меня вместе с тобой! Это будет нарушением закона! — Он произнес эти слова раздельно, подчеркивая каждый слог. — Чего ты боишься? Ну хорошо, ты спала с Фултоном и записывала свои ощущения в дневнике. Ну и что? Знаешь, сколько в Голливуде таких, как ты? У многих есть все основания ненавидеть этого костлявого мерзавца. С какой стати вдруг присяжным придет в голову именно тебя объявить его убийцей?
