Юлия Леонова - Я вам любви не обещаю (СИ)
- Спрашивайте, - присела в кресло madame Одинцова, стараясь более не смотреть в ту сторону.
- Я понимаю, что вам, конечно же, тяжело вспоминать, - заговорил Турмалинов, - но мне просто необходимо, чтобы вы припомнили всё в мельчайших подробностях.
- Я постараюсь, - вздохнула Вера. – Пётр Родионович приехал где-то в час пополудни и пришёл в этот самый кабинет.
- Вы уже были здесь? – уточнил Турмалинов.
- Совершенно верно, - кивнула княгиня. – Он, угрожая мне оружием, уж не знаю, где он его взял, требовал денег. Потом появился Жорж, о, простите, граф Бахметьев.
Вера прикрыла глаза, восстанавливая в памяти картину того дня.
- Я достала ключи от сейфа из ящика стола, протянула их Караулову, но он велел мне самой открыть сейф. Георгий Алексеевич попытался забрать у него пистолет, а потом выстрел… Простите, - поднесла она платок к глазам, - дальше всё как в тумане. Помню только, что ударила его по голове вот этой чернильницей, - кивнула она стол.
Турмалинов что-то быстро писал в записной книжке и оторвался от своего занятия, когда княгиня умолкла.
- Револьвер Пётр Родионович украл у своего поверенного господина Тоцкого. Парфён Игнатьевич уже дал показания. Совсем забыл! – улыбнулся Аркадий Петрович. – Я документы вам привёз, - полез он в свой портфель. – Вера Николавна, я, помнится, давал вам слово, что история вашего происхождения останется тайной, - протянул он княгине конверт с бумагами, - но боюсь, тогда весьма сложно буде доказать причастность господина Караулова к убийству вашего отца князя Уварова.
- Мне хотелось бы избежать огласки, - подавила тяжёлый вздох Верочка.
- Мне жаль вас огорчать, но вряд ли удастся её избежать. Дело господина Караулова будет рассматривать суд присяжных, а это публичный процесс. К тому же господин Тоцкий дал показания. Даже если Пётр Родионович будет отрицать свою вину, показаний его поверенного будет вполне довольно, чтобы вынести обвинительный приговор. Вам тоже придётся давать показания в суде. Я не желаю вас пугать, только лишь предупредить.
Вера опустила голову, соглашаясь с его словами.
- Скажите, Вера Николавна, - смутился Турмалинов, - а с Георгием Алексеевичем я смогу побеседовать?
- Для того вам придётся проехать в Бахметьево, - отозвалась Верочка. – Только боюсь, граф мало чем будет вам полезен нынче. Ранение тяжёлое…
- И всё же я съезжу. Вы ничего не желали бы передать его сиятельству? – осведомился Турмалинов. – Может записку?
- Нет, благодарю, ничего, - поднялась с кресла Верочка.
- Я сообщу вам о том, когда будут назначены слушанья, - прощаясь, откланялся Турмалинов.
После отъезда следователя дни потянулись однообразно и мучительно медленно. Вера и не надеялась, что графиня Бахметьева сжалится над ней и пришлёт ей весточку о состоянии Георгия. И эта безвестность сводила с ума. Она никуда не выезжала, не принимала у себя с визитами, её положение вдовы служило ей весьма надёжной защитой от досужего любопытства соседей. Раз она решилась написать сама, но, как и стоило того ожидать, Лидия Илларионовна на её письмо не ответила.
Заканчивался февраль, готовились встречать масленицу, но в Покровском было тихо. Чувствуя мрачное настроение хозяйки имения, и дворня притихла.
- Как в склепе, ей Богу! – жаловалась дворецкому Дуняша.
- При Елизавете Петровне и то веселее было, - согласился тот.
- Ходит вся в чёрном, как монашка, молчит, не ест ничего, скоро так тень от неё останется. Того и гляди вслед за бабкой отправится, - шептала Дуня.
- Типун тебе на язык, девка! - в сердцах отозвался дворецкий и застыл под пристальным взглядом молодой княгини.
Ни горничная, ни дворецкий не заметили её. Когда подошла? Что слышала? Стушевавшись, прислуга занялась своими делами, а Верочка решила наведаться в храм в Покровское. Может, людская молва, что ей подскажет.
На Прощённое Воскресенье в храме в Покровском яблоку негде было упасть. Вера, стараясь не привлекать к себе внимания, стояла в стороне от общей массы прихожан. Собралось мелкопоместное дворянство, мещане, ближе к входу толпился рабочий и крестьянский люд. Храм в селе Покровском был одним из самых больших в округе, но всё же Вера удивилась, заметив у самого аналоя графиню Бахметьеву. Лидия Илларионовна стояла прямая, как натянутая струна. Вторя словам молитвы, вслед за святым отцом, графиня осеняла себя крестным знамением и клала поклоны, не глядя по сторонам. Георгия не было рядом с матерью. Сердце Верочки тревожно сжалось. Дождавшись окончания службы, она, презрев свои страхи и обиды, поспешила догнать madame Бахметьеву.
- Лидия Илларионовна, - приложив руку к груди, дабы унять сердце, что так и норовило выпрыгнуть от быстрой ходьбы, - остановила она графиню. – Простите мне мою дерзость. Всего одно слово! – умоляюще глянула на неё Вера.
- Я вас слушаю, - холодно отозвалась madame Бахметьева.
- Георгий Алексеевич… С ним всё хорошо?
- Нет! – коротко бросила графиня и, повернувшись спиной, зашагала к экипажу.
Ноги подкосились, и не подхвати Верочку её кучер, так бы и осела на подтаявший утоптанный множеством ног снег.
Лидия Илларионовна кипела от негодования всю дорогу до Бахметьева. «Как ещё спрашивать осмелилась?!» Почти три седмицы Жорж метался между жизнью и смертью. Лихорадка подкосила его силы, и только в последние дни он начал вставать с постели.
Сына madame Бахметьева застала в его кабинете. Войдя без стука, Лидия Илларионовна забрала из его руки сигарету и затушила в пепельнице.
- Юра! Ты с ума сошёл! У тебя лёгкое прострелено, а ты куришь! – попеняла она ему.
- Оставьте, maman, - вяло отмахнулся он. – Не лишайте меня последних радостей в жизни.
Глаза Лидии Илларионовны остановились на початой бутылке с бренди. Сердито фыркнув, графиня дотянулась до колокольчика и, дождавшись лакея, отдала тому бутылку, наказав более барину спиртного не приносить.
- Ни записки, ни строчки, ни словечка, - скривился Георгий, поднимаясь с кресла.
- Нежели думал, она у твоей постели сидеть будет? – сложила руки на груди Лидия Илларионовна. – Был бы нужен, уже бы приехала!
- Полно, маменька. Без вас тошно, - вышел он из комнаты, хлопнув дверью.
Глава 58
«Maman была права, - прислонился спиной к стене Георгий, - табак и бренди явно были лишними». Всего один глоток и прикуренная сигарета, как тотчас ослабели колени, липкая испарина выступила на лбу, и стены поплыли перед затуманенным взором. Бахметьев, держась за стену одной рукой, добрался до своей спальни и медленно опустился на кровать, каждое неосторожное движение мгновенно отзывалось острой болью в груди.
