Джудит Макнот - Благословение небес
— И мы также должны поверить, что вы убежали с человеком, которого называете своим братом, и спокойненько проживали где-то на берегу…
Элизабет энергично закивала и помогла ему:
— В Хелмшиде — в прелестнейшей деревушке на берегу моря. И я очень прият…. очень мирно проводила время до тех пор, пока мне в руки не попала газета и я не узнала, что моего мужа судят. Бобби считал, что мне не следует возвращаться, потому что все еще злился на мужа за то, что тот посадил его на свой корабль. Но я решила, что должна поехать.
— И что же послужило причиной, побудившей вас принять такое решение? — оскалился в усмешке Сазерлэнд.
— Я подумала, что лорду Торнтону вряд ли захочется быть повешенным… — новый взрыв веселья потряс палату лордов, и Элизабет пришлось выждать целую минуту, прежде чем она смогла продолжить. — Поэтому я отдала деньги Бобби, чтобы он мог жить, как ему заблагорассудится, а сама поехала в Лондон.
— Леди Торнтон, — угрожающе ласковым голосом заговорил Сазерлэнд, и Элизабет внутренне вздрогнула, — вам что-нибудь говорит слово «лжесвидетельство»?
— Я полагаю, оно означает говорить неправду в таком месте, как это.
— А вам известно, как верховный суд карает лжесвидетелей? Их приговаривают к тюремному заключению, и они проводят жизнь в темном сыром подвале. Вам хочется, чтобы это случилось с вами?
— Конечно, для меня это неприемлемо, — сказала Элизабет. — Мне ведь не позволят взять туда мои платья и украшения?
От взрыва хохота задрожали огромные канделябры, свисавшие с куполообразного потолка.
— Нет, не позволят!
— В таком случае я очень рада, что не сказала неправды. Сазерлэнд уже не был уверен в том, что его дурачат, но чувствовал, что ему не удалось представить Элизабет коварной изменницей или запуганной до смерти женой.
Рассказанная ею история эксцентричного бегства с братом, похоже, не вызвала недоверия у собравшихся лордов.
— Миледи, может быть, вы клевещете на себя, чтобы выгородить этого человека? — с бьющимся сердцем, бешено сверкая на нее глазами, спросил обвинитель. Он указал рукой на Яна, и Элизабет перевела взгляд на место для подсудимого. Ее сковал ужас, когда она увидела, что Ян сидит с еще более скучающим и безразличным видом, совершенно отстранившись от происходящего.
— Я спросил вас, — снова загремел Сазерлэнд, — не клевещете ли вы на себя, чтобы спасти этого человека от виселицы в следующем месяце.
Элизабет умерла бы, чтобы спасти его. Оторвав взгляд от лица Яна, которое своей отстраненностью разрывало ей сердце, она заставила себя снисходительно улыбнуться.
— В следующем месяце! Как можно говорить такие немыслимые вещи! В следующем месяце леди Нортхэм дает бал, и маркиз Кенсингтонский твердо обещал, что она может рассчитывать на наше присутствие… — громовые раскаты хохота заглушили последние слова Элизабет, — …и я собиралась надеть свои новые меха!
Элизабет замолчала и стала ждать. Она чувствовала, что добилась успеха — и не потому, что ее игра показалась такой уж убедительной, а потому, что у большинства лордов были жены, способные думать только о новых платьях, мехах и балах, именно поэтому ее слова показались им абсолютно правдоподобными.
— У меня больше нет вопросов! — прогремел Сазерлэнд, бросая на нее последний презрительный взгляд.
И тут медленно поднялся Петерсон Делхэм, и хотя его лицо оставалось совершенно бесстрастным, Элизабет скорее почувствовала, чем увидела, что мысленно он аплодирует ей.
— Леди Торнтон, — официальным тоном обратился он к пей, — вам есть еще что сказать суду?
Элизабет поняла, что он добивается от нее чего-то еще, но расслабленная успехом, не могла понять, чего именно. И потому сказала единственное, что пришло ей в голову, но начав говорить, сразу поняла — это именно то, чего он хотел.
— Да, милорд. Я хочу сказать, что очень сожалею о том беспокойстве, которое мы с Бобби всем причинили. Я была не права, когда поверила брату и сбежала, никому ничего не сказав. И Бобби тоже был не прав, столько времени злясь на моего мужа за поступок, который в конечном итоге был проявлением милосердия с его стороны. — Она почувствовала, что перестаралась, рассуждая слишком разумно, и потому добавила: — Если бы Кенсингтон упрятал Бобби в тюрьму, я думаю, ему бы это не понравилось так же, как и мне. Надо сказать, — призналась она, — мы с Бобби с детства привыкли к утонченной жизни.
— Леди Торнтон! — обратился к ней лорд-канцлер, когда утих новый взрыв смеха. — Вы можете покинуть свидетельское место. — Язвительный тон, каким это было сказано, заставил Элизабет поднять на него взгляд, и она чуть не оступилась, увидев его горящие бешенством глаза. Другие лорды могли считать ее безнадежно глупой курицей, но лорд-канцлер смотрел на нее так, словно с наслаждением лично задушил бы.
Сопровождаемая помощником Делхэма, Элизабет на негнущихся ногах пошла к выходу, но когда они подошли к двери, ведущей в холл, она замотала головой и умоляюще прошептала:
— Пожалуйста, позвольте мне остаться в алькове. Не заставляйте меня ждать за дверьми и мучиться от неизвестности. — Она увидела, как по длинному проходу к Делхэму направляется какой-то человек.
— Хорошо, — согласился юноша после минутного колебания, — но обещайте, что не издадите ни звука. Я думаю, до конца уже недолго.
— Вы хотите сказать, — прошептала она, следя взглядом за человеком, идущим к Петерсону Делхэму, — что моих показаний будет достаточно, чтобы они освободили моего мужа прямо сейчас?
— Нет, миледи. Тише, не волнуйтесь. Но сейчас Элизабет была не столько взволнована, сколько удивлена, потому что Ян впервые за все это время начал проявлять некоторый интерес к заседанию. Он бросил взгляд на человека, разговаривающего с Петерсоном Делхэмом, и на долю секунды Элизабет показалось, что на его безразличном лице мелькнуло выражение мрачного удовлетворения.
Проследовав за помощником адвоката в альков, она встала рядом с герцогиней, не замечая на себе ее одобрительного взгляда.
— Что происходит? — спросила она у молодого человека, видя, что тот не собирается возвращаться на свое место.
— Делхэм собирается выиграть это дело! — ответил он с улыбкой.
— Милорд канцлер. — Петерсон Делхэм кивнул человеку, с которым говорил, и возвысил голос. — С разрешения суда, который до сих пор проявлял снисхождение к моим просьбам, я хотел бы представить еще одного свидетеля, который, как мы полагаем, приведет неопровержимое доказательство того, что Роберту Кэмерону не было причинено ни прямого, ни косвенного вреда во время его нахождения на борту «Арианны». Если суд сочтет его показания убедительными, это вселит в меня уверенность, что и все дело в целом будет разрешено в самые кратчайшие сроки.
