Кровавый Царский Полигон (СИ) - Маркова-Бабкина Валерия

Но тело окаменело.

Я не упала в обморок, не выронила фонарик… Я не побежала и даже слезы не текли по щекам… Возможно, я и вовсе кричала в лишь своих мыслях, а по факту не издала ни звука. Окаменела, застыла в немом ужасе, который меня парализовал и просто не могла ничего сделать кроме как смотреть.

На этот кошмар и на табличку над горой трупов с надписью:

“Такова цена любой победы. Слабый никогда не сможет ее взять.”

Не знаю, что должны значить для обычного человека эти слова. Наверное, ввергнуть в отчаяние и страх увидеть войну, погибнуть самому или видеть смерть близких.

Но я не окажусь на поле боя. У меня нет шанса просто стать кровавым месивом. Я буду сидеть в бункере, и видеть лишь цифры погибших и сухие слова военных отчетов.

Я тот человек, который и будет отправлять других на мучительную смерть. Руками генералов и полевых командиров, разведчиков и прочих. Кого-то я буду знать как свою команду на Полигоне, а кого-то не увижу никогда в жизни.

И по факту любая моя победа или поражение будут выглядеть вот-так…

Голова кружилась и перед глазами все плыло, а в голове была всего одна мысль. Если я сейчас убегу отсюда и не смогу пойти и взять эту проклятую папку “победы”…

Будет ли это доказательством для меня самой, что Королева Шотландии не сможет принять кровавую правду бремени правителя и сломается?

Шотландия на пороге войны. Будет ли это означать, что моя страна, как и команда сейчас, из-за моей слабости в решающий момент проиграет?

Где-то далеко раздались громкие человеческие голоса, а я смотрела на табличку и снова и снова читала надпись:

“Такова цена победы. Слабый никогда не сможет ее взять.”

Сжав фонарик покрепче, я неистовым усилием пыталась набраться мужества встретиться лицом к лицу с самым большим испытанием. Ноги словно налились свинцом, и прилагая всю волю какая есть, я сделала шаг среди гнилого мяса.

А потом и еще один… И еще один, стараясь не видеть ничего кроме папки с надписью “победа”.

Тяжело было подавить рвоту и клокочущую внутри истерику, когда носком ботинка я отодвигала части каких-то тел и задержав дыхание упрямо шла к цели. С каждым шагом осознавая все четче и четче, что каждая моя слабость, каждый мой глупый поступок, будет влиять на то, сколько таких шагов по телам жителей моей страны мне придется сделать до папки с актом об окончании войны.

Когда я подошла к телу, слезы уже текли из глаз, а сквозь зубы прорывался тихий вой девушки, которая не могла смотреть на то, как дрожащие руки вытаскивают папку из под тела на горе трупов.

Слабый никогда не сможет ее взять. А я смогла.

— Я сделаю все, что мои солдаты не погибли напрасно… — отвернувшись, прошептала я, не сдерживая слезы. — Моя страна победит…

Где-то над головой светлеет та самая маленькая щель в окне, словно тот свет, который ведет сквозь самые тяжелые испытания. Голова кружилась, каждый вдох обжигал неистовой вонью смерти и лишал кислорода.

Но каким-то образом ноги брели обратно по этому месиву, а когда я встала на каменные плиты, я не заметила как в руках появился пистолет с сигнальными ракетами.

Прицел. Выстрел. Перезарядка и снова выстрел.

Соревнования закончились.

А вот мои войны еще ждут меня впереди.

Только после взрыва сигнальных ракет, я поняла, что яма на самом деле неглубокая. Метра три с половиной максимум. Но из-за действия трупной вони голова уже не соображала, как отсюда выбраться. Меня трясло, как сумасшедшую, и руки совершенно не могли уцепиться ни за один шершавый камень.

Как вдруг в лицо ударил яркий луч фонарика и я узнала голос Ридиена.

— Лиззи…?! — в ужасе почти взвыл он.

Я лишь отчаянно всхлипнула и не сопротивлялась тому, что, не теряя ни секунды, он начал поднимать меня на веревке, словно мешок с костями.

Неожиданно силы закончились и воля ослабла настолько, что едва я оказалась снаружи, то зарыдала в полный голос. Не сдерживаясь и не думая о том, как позорно выгляжу со стороны умываясь соплями. Что чужой человек прижимает мое лицо к своей шее и сдавленно шепчет мне на ухо:

— Все закончилось… Малышка, все уже хорошо...

Возможно, он меня куда-то нес, потому что я вцепилась в него руками, ногами и завывала как ребенок, не в силах ни успокоиться, ни остановиться. Перед глазами так и стояла одна и та же картина, не дающая никак поверить, что я выбралась. Потому что даже ветер никак не мог прогнать тот невыносимый смрад, окутывающий меня этим облаком смерти.

Жуткой, грязной и совершенно беспощадной.

— Поплачь-поплачь, Лиззи… — выдохнул Рид мне в ухо, неся куда-то. — Тебе станет легче… Здесь никто тебя не услышит, а от меня никогда ничего не узнает…

Усадив меня где-то под деревом прямо на землю, Рид расстегнул мою провонявшую куртку и решительно отбросил ее куда подальше. И дышать и правда стало немного проще.

— Т-т-там… — дрожащим голосом с трудом выговорила я, указывая на темнеющий вдали крошечный черный провал в окне главного штаба.

Встав на колени рядом со мной, Ридиен обхватил мое лицо в ладони, чтобы я смотрела только на него и твердо сказал:

— Это не люди, — непоколебимо сказал он мне. — Слышите, Элизабет? Это было испытание на стойкость психики. Мы в учебном заведении — здесь не может быть настоящих трупов.

Мысли снова и снова возвращали ту самую картину, чтобы убедиться в том, что он говорит правду. Невольно я опять вцепилась в его шею руками, прижалась к горячему телу. Просто это был самый простой способ поверить, что я снова оказалась среди живых.

— Там оторванные руки, ноги и…

Обняв меня как можно крепче за плечи, Риден прижался щекой к моему лбу и тихим твердым голосом сказал:

— Лиззи, это старые манекены, залитые краской и вперемешку с тухлыми кусками свинины…

— Но …

Поглаживая меня по волосам и спине руками, он решительно замотал головой.

— Друг Падловича месяц назад предложил забрать даром на полигон манекены так как они сгнили у него на складе зимой…

— Но запах… личинки…

— Холодильник на кухне сломался неделю назад, — пожал он плечами. — Вот личинки на мясе уже и появились. Там же целый холодильный зал, чтобы кормить столько учеников.

Всхлипнув, я посмотрела ему в глаза и замотала головой, чувствуя как снова погружаюсь в истерику.

— Не врите, я же не дурочка… Там точно один труп был! Я папку… вытащила из его рук.

— Я сам загрузил и разгрузил два грузовика с куклами, Лиззи, — слегка улыбнулся мне молодой человек. — А когда сломался холодильник в хозяйственном корпусе, выносил ящики с пропавшим мясом. Меня же наказали... Обычно меня или бьют две группы парней по очереди, или я отправляюсь на исправительные работы по указанию Падловича.

Ридиен тепло улыбался и гладил меня по затылку, а я разрыдалась еще сильнее.

— Какая же я идиотка…

Молодой человек снова крепко обнял меня и успокаивающе продолжал гладить меня по волосам.

— Просите меня, Лиззи… За все простите и особенно за это... Я не думал, что все так реалистично устроят... и будут всех и вас в том числе так жестоко испытывать. Мне казалось, что тут максимум разбросали кусочки пропавшего мяса, чтобы все почувствовали “запах войны”… Знал бы, что там такое… Я бы ни за что не пытался сдержать противников и выиграть для вас время, чтобы вы могли найти эту проклятую папку.

Вспомнив о папке, я отпустила его шею и дрожащей рукой потянулась к синему кожаному переплету покрытому пятнами старой крови и теперь уже очевидно яркой, красной краски. Похожей в дневном свете на засохшую гуашь.

— “Хочешь мира — готовься к войне.” — прочитала я вслух и с глубочайшей душевной болью пробормотала. — Как же жаль, что в реальности, горы трупов будут в Шотландии настоящими.

Проглотив ком в горле, я не по-царски шмыгнула носом и неистовым усилием воли пыталась взять себя в руки.

— Лиззи, но война ведь только закончилась… — непонимающе посмотрел на меня Ридиен, сжимая мою ладонь.