Опасные удовольствия - Лонг Джулия Энн
Крокер вздохнул.
– Миссис Гринуэй, я хочу помочь. У меня есть решение, которое может устроить нас всех. Мне просто надо взять кое-что и принести вам. Я вернусь. Ну что вы теряете? Все качнут думать, куда я делся, и пойдут меня искать.
У него было великолепное преимущество.
– Идите, – просто сказал Колин. Мэдлин быстро повернула голову, и он почувствовал обжигающий взгляд ее темных глаз.
Крокер посмотрел на Мэдлин, на пистолет, потом опять на Колина. В его глазах читалась просьба о помощи, и, похоже, в лице Колина он искал поддержку.
– Идите, – повторил Колин и многозначительно посмотрел на Мэдлин.
Мэдлин медленно опустила руку, державшую бесполезный пистолет.
– Я вернусь, – прошептал Крокер, – обещаю.
Дверь закрылась со щелчком. Мэдлин повернулась к Колину:
– Как вы посмели…
– Подскажите другое решение.
– Это было правильное решение, – вспыхнула Мэдлин. – Но вы не посмеете принимать никаких решений, до тех пор пока сами пользуетесь моими услу…
Они оба резко повернулись на звук открывающейся двери. В кладовую проскользнул Крокер, в руках он держал так же нежно, как ребенка, плакат. Дорогой плакат, полученный оттиском изображения с деревянной доски.
Он положил его на стол, бережно разгладил. Извлек из кармана фартука запечатанный пузырек чернил, перо для письма и крошечную горстку песка, которую насыпал на стол.
Колин посмотрел на плакат.
На нем был изображен он сам, красивый, с рогами, в высоких облегающих сапогах. На этом плакате у него не было ножа. Он обнимал роскошную чувственную женщину. Вероятно, за этот плакат Крокер отдал немало денег.
Колин испытал мгновение иронического триумфа. Мэдлин Гринуэй думала, что он все испортит, станет обузой, а ведь именно свой автограф на плакате он и собирался предложить Крокеру.
Гораздо лучше, что Крокер подумал об этом сам. До Маркуса Колину было далеко, но он кое-что понимал в делах.
– Мистер Эверси, не знаю даже, как попросить вас об этом. Но… Не будете ли вы так любезны подписать… – Он с надеждой и мольбой посмотрел на Колина.
Сувениры с его казни найдут свое место в музеях и частных коллекциях. Спросом будет пользоваться все: кусочки веревки, слепки с лица, пряди волос. Однажды, возможно, в самое ближайшее время, мистер Крокер сможет продать этот плакат на нелегальном рынке за весьма приличную сумму размером с небольшое состояние.
Он будет стоить еще дороже, пока Колина Эверси не найдут. И это защитит их по крайней мере от намерения мистера Крокера рассказать о том, где они находятся. Хорошо, что обещание вознаграждения за его поимку до сих пор остается на уровне слухов.
– Нам нужны одеяла, еда, вода, порох и пули для пистолета пятидесятого калибра, – произнес Колин, загибая пальцы.
Крокер моргнул и наклонил голову, обдумывая список.
– Хорошо, – легко согласился он.
– Безопасность на этот вечер… – продолжил Колин, загнув еще один палец.
В ответ на это требование Крокер заколебался, поцокал языком и заявил:
– Только на эту ночь. Можете остаться здесь, в этой комнате, среди лука и мешков с мукой. Я сюда никого пущу. Но до рассвета вы должны уйти.
– Договорились, – согласился Колин. – Но нам необходимы спички, кремень, трутница, [1] свечи.
– И мазь зверобоя, – добавила Мэдлин.
Крокер с Колином посмотрели на Мэдлин. Потом Крокер перевел взгляд на Колина, ожидая подтверждения. Очевидно, в данный момент только ему можно было раздавать указания.
Колину показалось, что он слышит, как гудят мозги в голове Мэдлин, хотя выражение ее лица оставалось невозмутимым. Ему самому по какой-то непонятной причине доставляло удовольствие просить простые вещи и получать их. Это немного напоминало подготовку к охоте.
– И мазь зверобоя, конечно, если она у вас есть, мистер Крокер.
– Хорошо.
– Никто не должен знать, что мы здесь, – предупредил Колин.
– Об этом не узнает ни одна живая душа, мистер Эверси. Я должен обезопасить свое вложение денег. – Крокер с любовью погладил плакат. – В эту комнату без моего разрешения никто не войдет.
– Вот и замечательно. Я с удовольствием подпишу ваш плакат завтра утром, перед тем как мы уйдем. Ни минутой раньше. Теперь расскажите нам, пожалуйста, о человеке, который предлагал вам двадцать пять фунтов, чтобы, мы с миссис Гринуэй могли… обсудить это сегодня вечером. – В голосе Колина прозвучала ирония.
– Слуга, – быстро ответил Крокер. – Он был в костюме. Форменная одежда. – Руки Крокера пытались что-то показать пренебрежительными волнообразными движениями на теле, очевидно, изображая пышный наряд незнакомца. – И в парике. – Руки метнулись к лысой голове.
«Лакей», – подумал Колин. Даже когда они были наряжены в ослепительную ливрею, люди почему-то все равно не замечали их. Они всегда являются частью декорации, поэтому слуга в этой ситуации прекрасно подходит на роль посыльного.
– Какие цвета преобладали в костюме?
– Кафтан синего цвета, расшитый галунами, панталоны, ботинки с пряжками и на каблуке. Все, как всегда.
После этих слов повисла напряженная тишина.
– Я… прошу прощения, – нарушил тишину стальной голос Мэдлин. – Что вы имели ввиду?
– Это был тот же парень, который до этого приносил для вас деньги, миссис Гринуэй.
– Тот, который заплатил мне за освобождение Колина Эверси, теперь хотел моей смерти?
– Похоже, что так, – подтвердил Крокер, – впрочем, не могу утверждать, что речь шла о смерти.
– Кто-то стрелял в меня, Крокер.
– В таком случае я рад, что он промахнулся, – заявил Крокер. В его мире люди все время стреляли, и результаты были разными. – Не знаю, кто приходил вместо меня, если только это не лакей стрелял в вас. Могу сказать, что мне хорошо заплатили, чтобы я не встречался с вами сегодня. Двадцать пять фунтов, – повторил он, словно оправдываясь. – Я сделал собственные выводы и предположил худшее.
– Может, у него были какие-то приметы? – поинтересовался Колин.
– Это слуга, мистер Эверси, ничем не отличающийся от других, – ответил Крокер.
Мэдлин пренебрежительно фыркнула.
– Вы помните цвет его глаз? – попытался хоть что-то узнать Колин. – Может быть, у него на лице были шрамы? Необычайно высокий рост? Косая сажень в плечах? Меня интересуют мельчайшие подробности, мистер Крокер.
– У него был такой подбородок, как… – Крокер сжал свой подбородок, образовав две небольшие складки. – Одним словом, напоминает задницу.
– Ямочка на подбородке? Раздвоенный подбородок?
– Не столько раздвоенный, сколько неровный, мистер Эверси. И синие глаза, в тон его кафтану.
Это наблюдение вызвало онемение у Колина и Мэдлин. Крокер вздохнул.
– Это все моя жена. Если у вас однажды появится жена, вы тоже будите так рассуждать, мистер Эверси, попомните мои слова. Это сочетается с этим или с тем и так далее. Женщины так и говорят. Она заставляет меня смотреть на вещи и высказывать свое мнение. Скоро она превратит меня в женщину. Вот в это верилось с трудом.
– Синие глаза и раздвоенный подбородок. Спасибо, вы нам очень помогли, мистер Крокер. А рост? Он такой же высокий, как я? Или вашего роста? – Лакеи обычно высокого роста, по крайней мере, в богатых домах, которые могли позволить себе самых высоких лакеев с тонкими икрами ног.
И если этот лакей служил в доме, о котором подумал Колин, то они могли себе позволить подобрать симпатичных высоких лакеев.
– Роста он примерно вашего, мистер Эверси, может быть, чуть пониже.
У Колина был еще один, самый важный, вопрос.
– Вы обратили внимание на его чулки?
Мэдлин посмотрела на Колина.
– Светло-голубые, не белые… Как… молоко, с которого сняли сливки. И шелковые, – с готовностью ответил Крокер, поскольку его постыдная осведомленность в вопросах одежды уже перестала быть тайной.
Ну что ж, это действительно был лакей из дома графа Малмси. Захватывающе, учитывая историю с графиней.