Джулиус Лестер - Улыбка любви
— Да, просто. С тех пор они никогда не расставались.
— А как к этому отнесся ее отец?
— Он отрекся от нее. Джесси была поражена.
— За то, что она влюбилась?
— За то, что забеременела от темнокожего крестьянина, которому была нужна лишь затем, чтобы получить гражданство.
Сейчас ей было больно видеть холодный гнев в глазах Диллона и жутко от того, что отец так мог поступить со своей дочерью.
— Это правда?
— Я слишком распустил язык.
— Бедная твоя мать. Они поженились? — Джесси начинала понимать, почему Диллон так восхищается своей матерью.
— Да.
— И родился ты?
— Нет, тот ребенок умер. Второй тоже. Я был третьим. Следующий тоже не выжил. Лита была пятой.
— Твоей матери было очень тяжело! — Она могла только гадать, каким трудным было детство Диллона, и изумляться, как он мог стать тем, чем был сегодня.
— Намного тяжелее, чем ты думаешь, — спокойно согласился он.
Диллон обвил Джесси руками, прижав спиной к своей груди. Тихий голос звучал у самого уха:
— Я никогда не видел, чтобы два человека любили друг друга сильнее, чем мои родители. В нашем доме было то, чего нельзя купить ни за какие деньги. Но была в нем и печаль.
Отец был гордым человеком и не мог забыть, чем пожертвовала моя мать ради него. Он работал до изнеможения, стараясь вернуть ей хоть часть потерянного. И в конце концов он лишил ее главного — самого дорогого на свете: любимого человека. Он умер молодым.
Джесси подняла голову, коснувшись затылком его груди, и посмотрела в черное бездонное небо, с миллионами мерцающих звезд.
— Наверное, ее отец изменил решение, когда понял, как он ошибался?
— Нет. — Голос Диллона стал жестким. — Впервые я увидел своего деда, уже учась в юридической школе. Тогда он наконец решил, что я все-таки не просто полукровка, не заслуживающая его внимания. Я хотел съездить ему по физиономии, но мама была так счастлива. В ее жизни было столько потерь, что ради нее я смирил себя и, сколько мог, принимал благосклонность деда.
— А потом?
— Пошел работать в большую престижную фирму, куда он меня устроил. Он открыл для меня контору, где я работал в основном как защитник. Изучал закон, хотел помогать простым людям, таким, как мой отец: несчастным, работающим в поте лица, приехавшим сюда в поисках лучшей жизни, но попавшим в нищету. На каждом шагу им приходится бороться, отстаивать свои права. Здесь их жизнь ничуть не лучше, чем раньше.
— Почему же ты это оставил и ушел в политику?
— Решил, что тогда смогу делать добро для большего числа людей.
Джесси улыбнулась. Именно такой Диллон был известен широкой публике.
— Ты и впрямь крестоносец.
— Я знаю, что может сделать бедность. — В голосе послышались волнение и горячность. — Я видел, как она полностью деморализует людей еще до того, как они по-настоящему начали жить. Отец работал день и ночь и умер в сорок пять лет. Моя мать, на десять лет моложе, осталась с двумя маленькими детьми на руках. Когда отец умер, она была беременна в шестой раз. Этот ребенок не родился. Поправившись, она стала работать от зари до зари, чтобы мы с Литой могли выжить. И мы выжили. Учась в колледже и юридической школе, я работал на скорой. Поэтому моя учеба продлилась значительно дольше, чем у других. Теперь все позади, но нельзя забывать о тех, кто пока не смог выбраться. У Эмилио тоже должен быть шанс.
Джесси смотрела на петляющую вдали реку. Река обещаний и надежд. Вероломная река, разбившая мечты многих людей.
Этот сложный и неотразимый человек, стоящий сейчас позади нее, еще никогда не был так близок и в то же время так далек от нее. Диллон пустил ее в один из уголков своей души, но сразу напомнил, какая пропасть разделяет два их мира.
— Что-нибудь не так, Джесси? — Он наклонился и убрал волосы, упавшие ей на лицо. Потом заглянул ей в глаза. — Я тебя чем-то расстроил?
— Нет. — Она не хотела на него смотреть, но ничего не могла с собой поделать. Их взгляды снова встретились, и снова у нее по спине побежали мурашки.
— Все же что-то не так.
— Сегодня утром, выйдя из такси у клиники, я почувствовала себя не на месте. Здесь с тобой я чувствую себя не на месте еще больше.
Она выскользнула из тесного кольца его рук.
— Я понимаю, — ответил Диллон, и его лицо окаменело.
— Не уверена. Видишь ли, моя жизнь всегда была простой. В четырнадцать лет у меня была красивая кожа и ноги как у жирафа. Это натолкнуло меня на мысль стать фотомоделью. Понимаешь?
Лицо Диллона немного подобрело.
— Не совсем.
— Вся твоя жизнь — борьба. Даже сейчас, когда тебе не нужно бороться за себя, ты продолжаешь это делать, чтобы лучше жилось другим. Твоя мать пожертвовала всем, а она имела очень многое, чтобы быть с любимым человеком. Стефан и Лита могли бы зарабатывать хорошие деньги, но вместо этого помогают людям.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Я никогда ничем не жертвовала. Она больше не могла смотреть ему в глаза.
Попыталась отвернуться, но он схватил ее за руку и вновь повернул к себе.
— Я никогда и ни за что не боролась. Я всегда плыла по течению и до сегодняшнего дня не чувствовала себя виноватой.
— А теперь ты чувствуешь вину? Я привез тебя сюда не за этим, Джесси. Его голос смягчился, и он вновь заключил ее в объятия. — Всякому человеку когда-нибудь бывает больно. Беден ты или богат — дождь всех мочит одинаково. Наверняка, когда ты была маленькой девочкой с косичками, — он шутливо намотал ее волосы на палец, — тебя не раз обижали, дергая за них.
Джесси улыбнулась и непроизвольно прислонилась к его руке.
— Наверное. Один или два раза мне не повезло.
— Если уж ты задумалась о таких вещах, то у меня есть одна идея. Ты можешь кое-что сделать, пока находишься здесь.
— Что?
Он покачал головой.
— Тебе придется немного подождать. Потом увидишь.
— Можешь хотя бы намекнуть?
— Нет. — Диллон улыбнулся и провел рукой по ее щеке. — Подожди немного.
— Я теперь не усну.
Он погладил ее по голове и вновь прижал к себе.
— Скоро обо всем узнаешь. А сегодня, я думаю, нас обоих будет мучить бессонница.
— Ты знаешь, фотомоделям она противопоказана.
— Политикам тоже не рекомендуется.
— Кажется, я начинаю понимать, из чего складывается твоя репутация. — Она хотела скорее напомнить об этом себе, чем уколоть его.
— Ты опять об этом? Наверное, до тебя долетели слухи, которые разгуливают по Остину, но в газетах ни разу ничего не было. Репутацию я приобрел, борясь с дискриминацией, а не в чужих спальнях. Вопреки тому, что ты обо мне слышала, я не хищник, Джесси.
